6 ноября 1944 года
л и т е р а т у р н о-м у з ы к а л ь н ы й м о н т а ж
в трех частях,
посвященный 27-й годовщине Октябрьской революции
а) Пролог
Сын Земли, хор и оркестр.
б) Отрывки из «Огня и ночи» Райниса
Лачплесис — Харий Чипсте
Спидола — Тереза Талея
Лаймдота — Эрна Ермолаева
Кангар — Федор Вилкин
Старец Времени — Арвед Юхансон
Черный рыцарь — Рудольф Эрманиа
в) Литературная композиция Карлиса Сармона «Золоченые ворота»
Музыкальное вступление
Путь борьбы и побед
Реквием павшим
Ода победителям
Тебе, класс основной!
Заключительная песнь
В постановке участвует весь актерский персонал, оркестр и дополнительный хор
Постановщик — АРИСТИД ДАУГАВИЕТИС
Музыка Каспара Коциня
ТЕАТРАЛЬНАЯ ХРОНИКА
Начались генеральные репетиции и прогоны. Каспар сидел за капельмейстерским пультом и старался приноравливать музыку к сложному сценическому действию. Гремели трубы, барабаны и тромбоны, спрятанный за кулисами хор ждал сигнала, чтобы присоединиться к фанфарам. В этот момент Каспар и сам бросался к органу, чтобы дополнить созданный волюмен громовым доминантсептаккордом. В зале качались стены и звенели стекла, но Даугавиетис говорил: «Это еще не то! Марцев, живо сюда на просцениум с большим барабаном, а Уксус пусть возьмет Bacchette di legno и изо всех сил лупит в гонг и тамтам. Еще раз повторим финал. Поднять занавес!»
Уже теперь постановка оставляла грандиозное впечатление, хотя и не все еще было подготовлено до конца. Даугавиетис превзошел самого себя! Старый человек создал новую форму (впоследствии другие ее присвоили и назвали поэтическим театром).
Несколько испуганным чувствовал себя только сам автор — Карлис Сармон.
— А не слишком ли это… того? — спрашивал он у сидящих в зале актеров. За Райниса он не очень боялся (так же как Райнис за него), а вот за Даугавиетиса — весьма. И не без основания: посмотрев репетицию, Барлотти сказал, что придется, по-видимому, вмешаться.
Но не пришлось человеку вмешиваться. События повернулись в сторону, весьма неблагоприятную для него самого. Начнем, однако, с других, менее значительных вещей.
Это произошло сегодня утром. Директор Витол попросил Освальда Барлотти на минутку зайти к нему в кабинет. Они поговорили о работе, о внезапно наступивших холодах и о том, что задерживается доставка угля, после чего Вилис Витол между прочим сказал:
— Вы, товарищ Барлотти, слишком уж позволяете этому Вилкину и Наталье вертеть вами. Они болтают, а вы верите. Дурацкую жалобу на Анскина, сфабрикованную ими, вы передали в управление. Мне только что звонили оттуда. Начальник прямо-таки хохотал. Будет материал для фельетона.
— Я вижу, что эту неприятную историю вы пытаетесь обратить в шутку, Вилис Германович! Не выйдет. У меня есть доказательства.
— Выкладывайте!
— Под полом зрительного зала Анскин оборудовал потайное убежище. Я нашел там пять матрацев, брошенные гитлеровцами сапоги и армейские брюки! — Последние слова Барлотти произнес с почти нескрываемым ликованием. — Брюки с пятнами крови! Еще недавно там скрывался какой-то фрицевский убийца. И происходит это прямо-таки у нас на глазах!
— На этот раз вы здорово обмишулились, дорогой товарищ. Пришли бы лучше ко мне да расспросили об этом, а не искали самолично. Об этом убежище знают все, кто скрывался здесь от немцев. В том числе и Наталья. Предупреждаю в последний раз: если эта клеветническая кампания будет продолжаться, то пострадают не только жалобщики, вам тоже не избежать неприятностей. Старого пожарного я беру под свою защиту. С этой минуты за него отвечаю я.
— Вы бы лучше за себя отвечали. За свой моральный облик. В конце концов хватит нам играть в прятки. Придется сорвать маску с вашего благородного лица. Вы думаете, что никто не знает о вашей двойной жизни?
— О двойной жизни? — удивляется Витол. — О какой еще двойной жизни?
— О ваших интимных отношениях с Терезой Талеей.
Вилис Витол улыбается:
— Ну и что же?
— Отвечайте на вопрос: вы с нею встречаетесь?
— Я совершеннолетний и к тому же не женат. Вам-то какое дело?
— Всему коллективу это не безразлично. Тереза Талея замужем. У Терезы Талеи есть муж.