Тотчас, конечно, объявились завистники и недоброжелатели. Деканат, а также некоторые педагоги фортепьянных классов — те, кто чувствовал себя ущемленным в тени профессорской славы, добились того, что в новом учебном году правительство демократического центра уволило иностранца от должности. Малышу Межсаргу порекомендовали перейти в класс к другому педагогу. Но профессор Н., который был весьма высокого мнения о своем воспитаннике, предложил юному таланту поехать с ним в Вену, в консерваторию, где глубокоуважаемому педагогу по просьбе академического кураторского совета предстояло принять на себя руководство занятиями по классу фортепьяно. Янис Межсарг должен был решиться — то ли снаряжать сына в дальнюю дорогу, то ли… Текла весной умерла. Часть хозяйства ликвидирована… Что делать? Как поступить?
Атис Сизелен составил смету, включив в нее путевые издержки, плату за обучение, расходы за прокат инструмента, кошт и постой, — получалось, что хозяину хутора Межсарги придется ежемесячно высылать сыну триста латов. В переводе на австрийскую валюту вроде выходило меньше. «На такие деньги за границей влачат жалкое существование», — сказал карлюканский лесничий. Он много путешествовал, и ему можно было верить.
Атис Сизелен организовал в Общественном собрании благотворительный вечер. Чистая прибыль — в пользу преуспевшего в усердии юноши. По крайней мере наберет денег на дорогу. Больше ничем школьный учитель порадеть ему не мог.
Основную ношу пришлось взвалить на свои плечи отцу, и Янис Межсарг сделал это безропотно, хотя в последнее время имел вид осунувшегося и бесконечно уставшего человека. Но под влиянием наставлений Атиса Сизелена старик уверовал, что его сыну уготована необыкновенная судьба и что парень, безусловно, не упустит своего счастья, поскольку терпением обладает чрезвычайным. «Дожить бы до того времени», — с тревогой думал Межсарг.
— Слава господу, дожил ведь! Сбылось… С золотой медалью окончил. Профессор! Кто знает, каким он стал? — Старик не видел сына целый год. — Верно, и с виду настоящий профессор? Господи боже мой, завтра ведь первое июля! Мальчик вот-вот прибудет! — На радостях он позабыл о своих неприятностях — что там нотариус, что векселя! — Надо срочно заняться инструментом. В телеграмме как сказано: только экстра, только «Rönisch»!
Этот гроб они уже два лета подряд брали напрокат у Крипена — владельца салона музыкальных инструментов в Берзайне. Но где теперь взять деньги? У Межсарга за душой ни сантима, а жалованье выдадут лишь в конце июля. И продать-то нечего. Расставаться с рысаком нельзя — обходы останутся без присмотра. Сенокос уже заканчивается, а они с Фицджеральдом успели свезти в сарай лишь пару возов сена. Нет, коня и роспуски продавать никак нельзя. Подзанять у кого-нибудь на пару недель? И верно, не приедет ведь мальчишка домой с пустыми карманами.
За «Rönisch» Крипен берет двадцать пять латов в месяц. Перевозка ничего не стоит — из Берзайне Фицджеральд дотащит на роспусках эту рухлядь за два-три часа. Итак, решено: надо занять где-нибудь латов пятьдесят — шестьдесят. Под выдачу жалованья, и ни днем больше, честное слово!
Янис Межсарг вспомнил о богаче Конраде, владельце хутора Калнаверы (принадлежит ему и ткацкая фабрика). До его роскошных владений рукой подать: вдоль берега Скальупе да через лес. Три, от силы четыре километра. Конрада, сына смидского мельника, Межсарг знал с детства: вместе учились в Звартской волостной школе. Дружить, правда, не дружили, уж больно заносчив был мельников сынок, а повзрослев, и вовсе загордился, высокомерным стал. Но было одно обстоятельство, которое придавало Межсаргу смелости, подталкивало его обратиться за ссудой именно к Конраду. Хозяин Калнаверов напросился когда-то по пьяной лавочке в крестные к его сыну, и то ведь — даже в метрическую книгу позволил вписать черным по белому свое имя. Дело было двадцать четыре года назад, во время большой охоты… На территории его обхода, по эту сторону Скальупского утеса. Конрад только что уложил отличного самца косули и на радостях хлебнул порядочно аллажского кюммеля. Тут подъехавший верхом на лошади берзайнский доктор Ленц известил честную компанию, что в городской клинике у лесника жена родила наследника.
Возопили «ура», откупорили новую бутылочку тминной, и Конрад, подняв стакан, во всеуслышание заявил: