— Наплевать, мне нужна информация.
— Анюта, — замялся я, — в силу древних и освященных веками традиций, визит городских в сельский клуб является приглашением к межкультурному диалогу в формате, к которому мы можем быть не готовы.
— Антон, твои опасения представляются мне чрезмерными, — ответила Аня мне в тон. — Времена социального антагонизма между городом и деревней прошли.
Мне бы ее уверенность. На мой взгляд, что сам клуб — небольшой домик с облезлыми псевдоколоннами, что контингент — перемежающий курение на ступеньках семечками, ничуть не изменились. Но Анюта бестрепетно прошла внутрь, и мне ничего не оставалось, как последовать за ней.
Сказать, что на нас смотрели — это сильно преуменьшить. На нас откровенно и настойчиво пялились. Анюта очень красивая, и на нее пялятся везде, но тут воздух просто дымился от взглядов. Ну или кто-то, несмотря на запрещающие таблички, курил втихаря. Музыка была, несмотря на мои опасения, не совсем кошмар — просто очень громкая и с паршивым качеством. А так — обычная попса. На большом телевизоре крутился клип к совершенно другой песне, большие колонки похрипывали на басах, сельские жители возраста от пятнадцати до тридцати перетаптывались в чем-то вроде танца. Кажется, Анюта представляла себе сельский клуб как-то иначе, но смутить ее трудно. Буквально через десять минут она уже с кем-то болтала у стола, изображающего барную стойку. О чем именно — я разобрать не мог, мешала музыка. Прислонился к стене и старался быть как можно менее заметным, приглядывая за общей обстановкой.
Сначала все шло нормально — Аня спрашивала, улыбалась, снова спрашивала, что-то записывала в блокнот, меняла собеседников, была очаровательна и неотразима, как всегда. Но потом я заметил, как кто-то начал, украдкой показывая на нее пальцем, что-то шептать на ухо лидеру компании довольно агрессивно выглядевших ребят. Этот «шептун» был явно старше большинства здешних посетителей, и, закончив свое дело, сразу ушел. Зато его визави начал, поглядывая в нашу сторону, разговаривать с остальными.
— Ань, нам пора, — мне пришлось почти орать ей на ухо.
— Я еще не закончила…
— Поверь мне, нам действительно пора, — сказал я, глядя на то, как часть молодых людей, кидая на нас внимательные взгляды, выходит из клуба, а часть приближается, блокируя другие выходы.
Нас встретили на улице, примерно на полдороге к машине. Было уже совсем темно и удивительно безлюдно. Их было пятеро, по виду они не слишком отличались от парней с городских окраин, разве что те обычно ходят в качалку, а у этих в анамнезе много физического труда на свежем воздухе и здоровое калорийное питание. В общем, задохликами они не выглядели.
— Слышь, городской! — сказал их главный. — А спорим, я тебя с одного удара положу?
Странно, он был далеко не самым крепким из этой компании, и не выглядел очень умным. Непонятно, почему он был за альфу, но остальные держались за ним.
— Спасибо, не интересует, — ответил я спокойно, задвигая Аню себе за спину.
— Чо, ссышь, когда страшно, городской? — ухмыльнулся парень.
Я неопределенно пожал плечами — что-то в их поведении не вязалось с типичным уличным наездом, была какая-то фальшь. Но бежать было некуда и звать на помощь некого.
— Говорили вам — езжайте себе домой, нечего вам тут делать! Говорили же? — он явно заводил себя. Вот что было неправильно — нет в нем того гопницкого куража, с которым начинают такие базары. Непривычно ему это. Он копирует чью-то манеру, но выходит так себе.
— Интересуетесь, куда люди пропадают? — он уже почти довел себя до нужной кондиции, но все же ему было почему-то ссыкотно. — Ходите тут, вынюхиваете, выспрашиваете… Вот сейчас и узнаете!
Ему уже пора было меня бить, это важный момент — когда начать драку, но он чего-то тянул.
— Тут вас искать некому! И никто не узнает… Спустим тебя в силосную яму, а девку твою…
— Что, пейзанин, перековать тебе орало? — помог я ему решиться.
— Ах ты… — именно этого ему не хватало, какой-нибудь моей реакции, любой.
Он размахнулся и изо всех сил врезал мне в ухо — то есть врезал бы, если бы я не пригнулся, пропуская его удар и не отработал ему прямой встречный в солнечное сплетение. Прямо на самом замахе, на выдохе — так что дыхалку ему заперло, он начал валиться на землю, пытаясь вдохнуть, но я поддел его крюком с левой, заставив разогнуться и проводил в нокаут двумя хуками в челюсть. Надеюсь, их деревенский стоматолог так плох, как я себе представляю. Пусть помучается.
Им бы кинуться на меня вчетвером, но, лишившись лидера, колхозаны растерялись.
— Но… как? — выпучил глаза здоровый рыжий парень. — У него же талант!
— Хренант, — сказал я и пнул его по яйцам, добавив кулаком по затылку, когда тот согнулся. Опасный удар, так и убить можно, но я был очень зол. Минус один, осталось трое.
Я решительно шагнул вперед — левый хук, правый, нелепая попытка поймать меня на встречный, пинок в колено — кто держит вес на прямой ноге, лошара? Ничего, пара месяцев в гипсе и связки срастутся. Нос, глаз, снова нос, уже коленом, локоть в переносицу — рефери тут нет, клинча не будет…
— Стой, стой, Антон, хватит! — тьфу, Анюта уже меня оттаскивает. Ох уж эти женщины — никогда не дадут повеселиться. Я, может, весь день мечтал кому-нибудь врезать…
— Хватит, мне нужен кто-то в сознании! У меня есть вопросы! — ну, так бы сразу и сказала.
А потом я, видите ли, «злой»… Вот и пойми этих женщин.
Глава 3
С Анютой мы познакомились в столице. Она заканчивала магистратуру журфака, а меня пригласили прочитать спецкурс для будущих военкоров, работающих в горячих точках. Сейчас мою фамилию вряд ли кто-то вспомнит, а тогда я переживал свои пять минут славы. Военная часть в одной далекой пустынной стране попала в окружение бармалеев ровно на следующий день после того, как я прилетел туда делать репортаж. Разблокировать ее сразу не получалось из-за военно-политической обстановки, и ситуация несколько дней была на грани «мы все тут умрем». Каску с надписью «ПРЕССА» я надевал только на записи репортажей, в остальное время с автоматом руках жестоко нарушал профессиональную этику военного журналиста. Знал, что статус некомбатанта меня точно не спасет, а «калашников» — может быть. Плевать бармалеям на надпись «ПРЕССА». Они и читать-то, поди, не умеют.
В общем, у меня был спутниковый телефон с интернетом, ноутбук и камера, я писал репортажи в перерывах между обстрелами, стряхивая с тачпада поднятый минометами песок, индекс цитирования моего издания подскочил до небес, а мой твиттер за пять дней набрал четыре миллиона подписчиков. Потом прилетели волшебники в голубых вертолетах и показали бармалеям такое бесплатное кино, что у всей округи попкорн на зубах хрустел. Отличные вышли кадры под финальные титры.
В общем, когда мой бывший однокурсник, оставшийся при кафедре, пригласил меня прочитать спецкурс на тему: «Как бы так написать о войне, чтобы не отстрелили яйца», я еще числился в знаменитостях. У меня был роскошный загар, красивый свежий шрам над левой бровью (в вертолете приложился о закраину люка) и даже медаль «Участнику военной операции». Я интересно рассказывал, смешно шутил и отлично держал аудиторию. Я был неотразим. В меня влюбились все девочки курса и даже пара мальчиков.
Все, кроме Анюты, в которую влюбился я.
Мир, сука, несправедлив.
Когда Анюта вернулась после выпуска в родной город, я уехал за ней.
— Добрый день! — я вывел звук на микрофон. — Вы все еще на волне Радио Морзе, и с вами Антон Эшерский. Если бы сегодня было пятое мая, то это был бы Всемирный день общения и одновременно День шифровальщика. Так мироздание намекает нам на то, что общаться может любой дурак, а вот понять друг друга…
Между тем у нас час живой музыки и Мартын Менделев, встречайте!
Зачем жестокие родители назвали своего щуплого черноглазого еврейского сыночка Мартыном, я даже предположить не могу, но печаль этого факта осталось на его носатом лице навечно. Возможно, именно поэтому он вместо традиционной скрипочки выбрал гитару. Играл Мартын виртуозно, подбирал собственные оригинальные аранжировки к популярным песням и неплохо пел, имея голос не очень сильный, но приятного тембра. Увы, в Городе его артистическая карьера достигла своей вершины — лабуха все в том же кабаке «Граф ГолицинЪ». Он был определенно достоин большего, но музыканты тоже хотят кушать.