Потом Никки вспомнила, что Кидда в самом деле повесили, и это было ее последней мыслью перед тем, как ладонь зажала ей рот, свет фонарика на момент ослепил глаза, а голос Эллери зашептал в ухо:
— Ну и крепко же вы спите. Быстро одевайтесь и присоединяйтесь ко мне снаружи. Только не разбудите никого, не то я вас отшлепаю.
Никки выскользнула из дома в темный безжизненный мир. Она не могла разглядеть даже террасу. Но Эллери возник из пустоты и повел ее по тропинке через лес, стараясь ступать бесшумно. Пройдя несколько ярдов, он включил фонарик, прикрыв его ладонью.
— Теперь можно говорить? — холодно осведомилась Никки. — Сколько сейчас времени? Куда мы идем? И почему вы почти голый? Кроме того, вам не кажется, что это не по правилам? В конце концов, Эллери, это не наше сокровище.
— Сейчас без нескольких минут четыре, мы собираемся опередить наших друзей, это будет мокрой и грязной работой, а пиратская добыча требует пиратских методов. Предпочитаете вернуться в теплую кроватку?
— Нет, — ответила Никки. — Хотя для меня все это — не более чем детская игра. Каким образом вы намерены копать под водой?
— Время отлива — четыре двадцать девять. Я уточнил по графику приливов в доме.
Никки снова почувствовала возбуждение.
Она едва не запела «йо-хо-хо», когда они вышли на скалу и увидели оставленный Эрикссоном кол всего на расстоянии одного-двух дюймов от берега.
Серебристый солнечный свет появился над голубой поверхностью моря, когда лопата Эллери звякнула обо что-то. Никки, лежа на мокром песке, сунула голову в яму, и Эллери, чьи просоленные морем волосы мелькали футом ниже подбородка девушки, издал восторженный возглас:
— Это металлический сундук, Никки!
— Ура!
— Не спускайтесь в яму! Приготовьте лебедку.
— Что? Где? Какую еще лебедку?
— Вон тот барабан с намотанным канатом для подъема грузов. — Вчера вечером мужчины притащили к предполагаемому тайнику все переносное оборудование, какое только смогли найти в доме. — Разматывайте канат и опускайте его в яму.
Никки побежала к лебедке, стуча по песку босыми ногами.
Спустя четверть часа они стояли на коленях у края ямы, глядя на железный сундук с толстой выпуклой крышкой. На черно-зеленой поверхности виднелись остатки кожаной обивки. Сундук был весьма тяжелым.
— Вы можете его открыть? — шепнула Никки.
Эллери вцепился в край крышки и напряг плечи. Крышка треснула, как гнилая ореховая скорлупа.
Никки ахнула. Солнце уже взошло, и перед ними плясал миллион ярких огоньков.
Сундук был набит драгоценностями.
— Бриллианты! — мечтательно произнесла Никки. — Изумруды! Жемчуг! Сапфиры! Какая красота! Смотрите, Эллери. Ведь это пиратская добыча, сорванная с рук и шей испанских женщин…
— Камни, в свою очередь, вырваны из оправы, — пробормотал Эллери, — которую, вероятно, расплавили. Но кое-что они проглядели. Вот пустая золотая оправа. А вот серебряная…
— Еще несколько серебряных, Эллери.
— Это не серебро. — Эллери подобрал одну из оправ. — Это платина, Никки.
— Взгляните на эти старинные монеты! Это что такое?
— Что «это»?
— Эта монета.
— El peso duro — пиастр.
— Вот это да! — Никки запустила в сундук обе руки.
В этот момент в утреннем воздухе послышался негромкий звук — как будто вдалеке хлопнула дверь — и сразу же за ним, точно эхо, еще один.
Эллери выпрыгнул из ямы и вскочил на каменный выступ.
— Никки, это были два выстрела…
— Что? — Никки все еще рылась в найденных богатствах. — А как же сокровище, Эллери? Вы не можете оставить…
Но Эллери уже быстрыми шагами удалялся к дому.
Они нашли Эрика Эрикссона лежащим в халате и шлепанцах на пороге комнаты капитана Кидда. Голова была просунута в пустую комнату. Правая рука сжимала пистолет 38-го калибра.
Перевернув тело на спину, они увидели во лбу красную дырку, а на полу, в том месте, где его касался лоб, густую красную жидкость.
Тело было еще теплым.
Эллери поднялся.
— Теперь мы спустимся и запрем дверь в башню, — сказал он Хоббс-Уоткинсам, смертельно бледной Инге, одноногому управляющему и Никки.
Они повиновались. Извинившись, Эллери забежал к себе в комнату и вышел оттуда с полицейским револьвером в руке.
— Никки, садитесь с Ингой в моторку, поезжайте на Лонг-Айленд и уведомите береговую охрану и окружную полицию — здесь ведь нет телефона. Не возвращайтесь без представителей власти. А вы, джентльмены, подождете здесь — со мной и моей пушкой.