— Он уже тридцать лет преподает в Барлоу, — печально промолвил доктор. — Мы просто не сможем обойтись без него.
— Когда профессора Чиппа видели последний раз?
Доктор Барлоу поднял телефонную трубку:
— Милли, пришлите ко мне Ма Блинкер… Ма заведует пансионом в кампусе, где старина Чипп останавливался каждый раз, когда приезжал преподавать в Барлоу, мистер Квин… А, Ма! Входите и закройте за собой дверь.
Ма Блинкер была крепкой старой миссурийкой, которая выглядела так, будто ее вызвали в зал совета во время работы над яблочным пирогом. Суровый взгляд устремился на визитеров из Нью-Йорка, но доктор Барлоу сделал успокаивающий жест, после чего глаза сразу смягчились и стали влажными.
— Профессор был такой славный, — жалобно произнесла женщина. — Как вы говорите? Пунктуальный? Да по нему можно было часы сверять!
Эллери посмотрел на доктора Барлоу, и тот кивнул.
— Ма, расскажите все мистеру Квину.
— У профессора, — начала Ма Блинкер, — есть бревенчатая хижина на озере Озаркс возле границы с Арканзасом. Каждый год он уезжает из Барлоу 1 июля, чтобы провести каникулы в хижине. 1 июля — как по расписанию.
— Один, миссис Блинкер?
— Да, сэр. Он там пишет свои труды.
— Учебники по литературе, — объяснил Барлоу. — Хотя позапрошлым летом Чипп, к моему удивлению, сообщил мне, что начал писать роман.
— Следовательно, 1 июля он уезжал в свою хижину, а на следующий день после Дня труда[107] возвращался в Барлоу, готовый к осеннему семестру?
— Именно так, мистер Квин. Год за годом. А сейчас 13 сентября, но он все еще не появился в городе!
— На следующий день после Дня труда… Значит, он опаздывает на десять дней.
— И вся эта суета из-за десяти дней? — спросила Никки.
— Мисс Портер, десятидневное опоздание Чиппа столь же невероятно, как… как если бы я оказался переодетой миссис Хадсон! Даже еще невероятнее. Я так забеспокоился, мистер Квин, что даже позвонил в Слейтер в штате Арканзас, чтобы они послали кого-нибудь в хижину Чиппа.
— Значит, он не просто задержался позже обычного?
— Чипп никогда не отказывался от своих привычек. Он не просто задержался. Человек из Слейтера не обнаружил в хижине никаких признаков Чиппа, кроме его чемодана.
— Но я понял из вашего письма, доктор, что у вас имеется более конкретная причина подозревать…
— И не только у него! — Ма Блинкер уже не стесняясь всхлипывала. — Я никогда не заходила в комнаты профессора — это было одно из его правил, — но, когда он не появился, доктор Барлоу велел мне зайти туда, я сделала это и…
— Да, миссис Блинкер?
— На коврике у его камина, — прошептала женщина, — было большое пятно…
— Пятно? — воскликнула Никки.
— Пятно крови.
Эллери поднял брови.
— Я сам его обследовал, мистер Квин, — нервно произнес доктор Барлоу. — Уверен, что это кровь. И пятно было на коврике уже значительное время… Мы снова заперли комнаты Чиппа, и я написал вам.
Хотя сентябрьское солнце светило вовсю, в кабинете ректора внезапно стало холодно.
— С 1 июля у вас были какие-нибудь известия от профессора Чиппа? — нахмурившись, спросил Эллери.
Доктор Барлоу вздрогнул.
— Обычно он присылал некоторым из нас открытки хотя бы один раз во время летних каникул… — Ректор начал рыться в лежащей на столе почте. — Я сам отсутствовал с начала июня. Это меня так расстроило, что я не подумал… Что значит тренированный ум! Вот она, мистер Квин!
Это была почтовая открытка с изображением горного водопада неправдоподобно голубого цвета, окруженного неправдоподобно зелеными деревьями. Адрес и послание были написаны неразборчивым почерком.
«31 июля.
Переписываю свой роман. Это будет величайший сюрприз для всех вас. С наилучшими пожеланиями, Чипп».
— Снова его «роман», — пробормотал Эллери. — Штемпель Слейтера, Арканзас, 31 июля этого года. Доктор Барлоу, эта открытка написана профессором Чиппом?
— Несомненно.
— А сам почерк вас не смущает, Эллери? — осведомилась Никки в лучших традициях секретаря детектива.
— Да. Как будто что-то было не так с его рукой.
— Так и есть, — всхлипнула Ма Блинкер. — У бедного старика не хватало по фаланге на среднем и указательном пальцах. Полагаю, следствие какого-то несчастного случая в молодости.
Эллери поднялся:
— Могу я взглянуть на пятно на ковре Чиппа?
Человек может оставить в своем жилище нечто большее, чем кровь, — он может оставить свою душу. Коричневатое пятно засохшей крови наличествовало, как и сам профессор Чипп, хотя и in absentia.[108]