Охотник же вознамерился обождать на том месте, куда обещала приползти его добыча. Хотя проку в этом не было, так как он давно уже обнаружил себя. Охлопывая бока, тревожил кровь. Тихонько скулил, обогревая нос с изнанки. Не таился и зяба. Открыто щипал его за щёки и уши, стращал хлопушками пропитанных дождём сучков.
Через некоторое время, насквозь продрогший охотник ушёл. Следом удалился мороз. Проходя мимо пруда, плотно прикрыл дверь, чтобы рыба могла спать, не опасаясь сквозняка.
А заяц так и просидел в кустах. Потирая бедро, глядел вослед обоим. Охотника ему было немного жаль. Неплохой, в общем, мужик. Нет-нет, да и одумается, будет в лес по грибы ходить. Мороз, – тоже ничего, но себе не принадлежит. Подневольный он… человек…
Точка
Воробьи над дорогой снуют мошками. А рядом – пенёк тянет свои осьминожьи ножки в стороны. Он дурно спал этой ночью. Ему снилось, что мама баюкает его, гладит по щеке, шепчет тихонько на ухо: «Ничего не бойся, милый. Я тебя люблю…» Припомнилось, как в летнюю жару она манила к нему прохладу, как бережно кутала ледяными ночами августа. Расчёсывая роскошные кудри по утрам, прятала от него пряди, что выпадали сами по себе. Когда их набралось довольно, и он заметил-таки, как поредела мамина шевелюра, она поведала о том, что вскоре им придётся расстаться:
– На рассвете прилетит птица, которая проводит туда, где будет проходить твоя жизнь, – ласково сообщила она.
– А разве нельзя остаться с тобой? – спросил он.
– Нет, мой милый. Это невозможно.
– Но почему?! – заплакал он, и мама, пряча свои слёзы за струями нечаянного слепого дождя, ответила:
– Подле меня ты останешься таким же слабым и маленьким. Для того, чтобы тебе набраться сил, нам необходимо находиться вдали друг от друга. Если посчастливится, то мы будем видеться. Если нет, поверь, моя любовь так сильна, что, где бы ты ни был, я встану на твою защиту.
– Как?! Если я не смогу дотянуться до тебя!? – расплакался он.
– Поверь мне, малыш. Всё будет хорошо. Расставание необходимо.
Наутро небольшая птица ухватилась за перевязь его колыбели и унесла довольно далеко от того места, где он появился на свет.
Прошёл год, а, может быть и все три. Он кое-как пережил расставание с мамой, перерос бакенбарды мелких кудрявых корешков и начал набирать силу. Его плечи уже были довольно широки, а талия едва ли достигала половины вершка, но птицы уже начали поглядывать в его сторону, рассчитывая вскоре воспользоваться его покровительством.
И вот однажды где-то неподалёку раздался ритмичный звук, который был ему знаком. Созвучие бессердечности и неотвратимости, траурный ритм бренности и ягодный запах крови. То, от чего происходил этот звук, случалось где-то рядом, иногда даже на его глазах, но не с ним. На этот раз коса размахнулась подле его неокрепшего стана.
– Стой! – Косарей было двое, и один придержал руку другого, – Ты проверил, это срезаем или уже нельзя?
– Ну, коли оно больше полвершка, то не трогаем.
– А это?
– Ровно. Половина.
– Ну, так…
– Что?
– Убираем или пусть его растёт?
– Да… какая разница, коси!
Дерево задрожало так, что немалая часть его листочков покрылись испариной. Оно остановило вдох, зажмурилось, дабы не видеть, что с ним сделается, и…
– Шик! – пучок срезанной у ног травы пал, а поверх – разломленная надвое ручка косы.
– Ну, что ты будешь делать, – косарь снял лезвие, обтёр его травой, обмотал тряпицей и спрятал в мешок. – Ну, не судьба. Пусть растёт.
Когда наш герой осмелился открыть глаза, то первое, что он увидел, была брошенная ручка косы. На сколе её середины, под гладкой тёмной поверхностью обнаружилось светлое пятнышко. Оно билось едва заметно, как точка, которая вершит все истории и починает жизнь.
Что-то знакомое привиделось дереву в этом биении.
– Мама… Ма-ма! – закричало оно так громко, что услыхал не только лес, но и те, которые казались людьми.
…Я сжигаю жизнь сразу после прочтения. Каждый раз. Изломанная, как папье-маше, она горит охотно. А после я иду подбирать сонных мух с прохладного подоконника. «Пусть их! – думается мне… – поспят до весны» «Ещё чего!» – твердит внутренний голос. «Нехорошо ж.…», – сокрушаюсь я. «Без разговоров!» – категорично ставит точку Голос…, и я вспоминаю о той точке, что… Ну, вы уже знаете.