Последний тест Доброты
Не люблю глупых, но умные, подчас, так жестоки…
Как-то меня спросили, что может быть спокойнее и прекраснее аквариума, стоящего посреди комнаты.
… Большая собака, которая спрятала свой черный блестящий ледяной нос под лапой и исподлобья следит за тобой… Она лежит в высоком мягком пружинном кресле прямо у окна, затаилась и ждет, когда ты пройдешь мимо… Ей так хочется прикоснуться к тебе… И вы оба ждете того момента, когда уже невозможно больше терпеть отстраненность друг от друга, и ты идешь поправить занавеску, хотя нет в этом нужды… И вот когда ты проходишь мимо кресла, слегка замедляешь движение, чтобы получить то, из-за чего остались в прошлом желтоватые лужи на полу, и изгрызенный в труху томик Островского, – легкий толчок под коленку, ощущение прикосновения кубика льда, мимолетное поглаживание, по-кошачьи шершавого языка, и фраза, залетевшая в твою голову как-бы ниоткуда: "Не волнуйся, мой друг, все будет хорошо, пока с тобой я"…
Где бы я ни был, возвращаюсь домой в обед, чтобы вывести собаку.
Однажды прихожу, а она:
– Может не пойдём?
– Ну, как же это…
– Видишь, я сплю. – улыбнулась та и сделала вид, что дремлет. С того дня мы стали выходить только дважды, – утром и вечером.
– Можно, я на улицу возьму игрушку?
– Какую ты хочешь?
– Вот эту! – Щен берёт в зубы пластмассовую бутылку, которая так славно гремит, и мы идём. Не совсем понятно, зачем всё это, но, судя по прошлым прогулкам, моей собаке неинтересно играть с другими, и она хочет чем-то себя занять. Стафф попытался тяпнуть, а лабрадор, разбойник и злыдня, тот тоже каждый раз хочет укусить.
На поляне, где мы обычно гуляем, расположилась местная компания людей с собаками. Хотел было обойти их, но:
– Можно к ним? – спрашивает моя красавица.
– Ну, сходи, – разрешаю я. – Не понравится, перейдём в другое место.
Собака направляется к оскалившемуся лабрадору, и.… кладёт игрушку к его ногам. Оборачиваясь ко мне, спрашивает, можно ли подарить. Я изумлённо киваю, и милая собачень возвращается вприпрыжку, обходит справа и становится у левой ноги. Ей всего семь. Месяцев. Она понятлива и любопытна, как дитя, но, словно ребёнку, ей нужно объяснять, – что хорошо, а что нет.
Щенок, словно ездовая собака, тянет поводок, на другом конце которого крупный молодой мужчина с ребёнком. Собака присаживается на газоне, люди, пользуясь передышкой, приводят в порядок сбившуюся одежду.
– Ну что же вы делаете?!
– А что, тебе больше всех надо?!
– Да мне всегда – больше всех надо!
– Ну и что ты мне сделаешь?!
– Да я -то ничего! А вот вы сами себе готовите себе ложе из гвоздей!
– Чокнутый, да!?
– Ну, молодой человек, ну у вас же маленький ребенок!!!
– Так не ребенок ходит в туалет на газон, и не я, а мой щенок!!! Что ему, лужу на асфальте делать?!
– Да Господь с ней, с этой лужей на газоне! Дело не в ней!!!
– А в чем тогда?! Что вы ко мне прицепились-то?!
– У вас ведь питбуль, да?
– Да! И он вас сейчас съест! Просто возьмет и проглотит! Ему всего-то три месяца! Не придумали еще намордников на таких щенков!
– Ну, намордник-то придумали, конечно, только дело не в нем.
– А в чем тогда?!
– Ну вы посмотрите на себя со стороны! Кто кого вывел гулять? Вы – собаку, или она вас?!
– Слушай, мужик, отстань, какая тебе разница, иди своей дорогой! Двинутый какой-то…
– Да уж… что есть, то есть…
Я уже вижу, как этот милый щенок растёт, не зная границ, и в один момент парень, не справившись с управлением собаки, вывозит её в лес, и оставляет там. Из гуманных соображений не привязывает к дереву поводком, садится за руль и едет быстро – быстро, так, что собака не может нагнать машину, спотыкается и летит кубарем в придорожную канаву, как фантик из окна.
Ёж и компания
Как и многим в детстве, мне хотелось засыпать со щенком в ногах и котёнком у подушки. Родители отказывались, ссылаясь на тесноту, но однажды…
Неким дождливым летним вечером, промокший насквозь отец, разворачивая свернутый кульком плащ, который держал в руках, весело продекламировал:
Всем знаком колючий ёжик:
Носик, хвост, две пары ножек.
Ест – мышей, а фрукты – носит.
В шар свернётся – сразу сбросит!
Ёжик! Брось-ка ты сердиться!
Всех бояться – не родиться!
Еж, которого принес отец, был скорее равнодушным, нежели доброжелательным. Казалось, ему все равно, где шуршать иглами своей пепельной шубы, в лесу или в городской квартире. Спрятав их в ножны, он любознательно вертел мокрым пятачком и так громко фыркал, что казалось, – еще пара мгновений, он или чихнет, или расхохочется. Но еж не совершал ничего противоестественного. Днём прогуливался в парке, а ночами шуршал страницами старых советских газет и, шумно отдуваясь, как потный купец после субботней бани, пил из блюдечка некипяченое молоко. Делал он это так вкусно, что хотелось прилечь рядом на пол, и попытаться зачерпнуть языком пару-тройку раз из фиолетового, с золотой каемочкой, блюдца.