Выбрать главу

В разогретых травах и вечером подолгу не смолкает. Самая заметная мелодия – треск кузнечика. Особенно неугомонны кузнечики перед ведренным днем: тут-то они уж рассыпаются прямо заполночь. Почти не отличима от трели кузнечика песенка самой маленькой нашей пташки – крапивника. То же точение, как если б по мостовой моток проволоки бросали…

Будто и не остывает лето. Свод неба высок, чист, день-деньской льются ласковые лучи. Дождь ежели и набежит, то накоротке: прошумит и стихнет. Зарницы-сполохи широко озаряют принасупленный горизонт. Впрочем, зарницы – предвестницы ведренной, сухой погоды.

Но уже заметнее убыль света: от утренней зари до вечерней короче стало. Не сходят легко росы. Зато август приподнял дали – в чистом воздухе видней и звонче. Ветер ведь не носит теперь столько цветковой пыльцы, как в перволетье, оттого и прозрачней окрест.

Поплыли, закурились августовские туманы. Поемный луг, старицы да и ленты рек с сумерек окутываются пенной дымкой, стало быть, воздух свежеет раньше подстилающей поверхности. Дороги, остывая, поднимают столбы тепла. Тянет душистым зеленым сеном, спелыми яблоками и садовыми цветами.

Теперь-то уж на клумбах главенствуют самые роскошные, самые пышные цветы. Праздничными фейерверками застыли крупные георгины: желтые, фиолетовые, розовые, пестрые. До самых заправских холодов стоять им и стоять неувядами. Стойкостью и жизнелюбием георгинам под стать разве что кирпично-оранжевые ноготки. К ним словно и заrap пристает: в жаркие дни ноготки просто поражают глубиной и ровностью тона.

Свеж и пышен августовский букет. Из цветочных киосков, с рынков и дач горожане теперь не возвращаются без душистых флоксов или сияющих гладиолусов. А чайные розы, а гвоздики, разве сейчас не самая для них лучшая пора!

Любопытно, что цветочная торговля даже в Москве возникла каких-нибудь лет 200 назад. Вот что писал историк Николай Карамзин в "Записках старого московского жителя", имея в виду XVIII век: "Естли докажут мне, что в шестидесятых годах хотя один сельский букет был куплен на московской улице, то соглашусь бросить перо свое в первый огонь, который разведу осенью в моем камине…" Карамзину принадлежат и эти строки: "Еще не так давно бродил я уединенно по живописным окрестностям Москвы и думал с сожалением: какие места, и никто не наслаждается ими. А теперь везде нахожу общество!"

Но коли уж зашла речь об августовских цветах, как тут не вспомнить бальзамины. Мясистый, чуть ли не прозрачный ствол, резные изящные листья и подвески ярко-красных, а то и лиловых нежных цветочков – разве не загляденье это! В старых городках, на тихих поселковых улицах всегда приятна встреча с бальзаминами – несравненными цветами уходящего лета.

Посвежело. Утрами порывисто набегает вей-ветерок, резвится открытыми просторами. Но облачность еще легкая, небо редко замывается тучами. Предосенняя пора пока на славу ясная, сухая.

В кроны вековых лип заронились желтые пятнышки листочков: стало быть, осень и вправду на подходе. Тревожней шумят молодцеватые вязы, величественно, будто летописец за пергаментом, шелестит тополь. Загрубели, посуровели и листья дуба, латами обрядив могучие сучья, утолщенные на кольцо годового прироста.

Фруктовые сады дышат спелыми яблоками и жухлым разнотравьем. Остатные летние деньки, кажется, насквозь пропахли пышными цветами. Средь многоликих космей и георгинов осанисто стоят горделивые мальвы. На склоне августа они неизменно привлекают своею стойкостью и бесподобным видов стеблей, похожих на цветущие посохи. Подле усадеб достаивает иван-чай, не затухают луговые герани.

Певчие птицы обретаются теперь больше на полянах: насекомых там гуще. Август откормил пернатых странников, накопленный жир поможет им осилить огромный путь, измеряемый тысячами километров. Уже не видать коростелей и перепелов: улетели. Правда, о них вернее было бы сказать "убежали", поскольку коростели и перепела часть своего пути не летят, а бегут. Оба – великолепные стайеры.

Лето состарилось. "К ночи в погоду становится очень холодно и росисто",- замечено Иваном Буниным. Да и ночи темные, холодные. Зато в солнечный день природа еще полна живой прелести. Обочинами дорог порхают бабочки: крушинницы, махаоны, павлиний глаз.