Но сейчас речь пошла о другом — и Петерсен, смеясь в телефонную трубку, рассказал о происшествии в бильярдном клубе.
— Помнишь сумасшедшего маркёра? Старика с хохолком?
Наталья Александровна ничего не сказала, но сердце пропустило удар.
— Владимир Владимирович рассказал, что старик покончил с собой. Проглотил бильярдный шар — ума не приложу как. Сейчас поеду в клуб, хочешь со мной? Заехать?
Владимир Владимирович — это и был председатель клуба Шаров, и Наталья Александровна это знала давно. В клуб на Миусской площади она ездить не любила, эстетика белого на зелёном сразу ей не понравилась. Шутки Петерсена на эту тему радости у неё никогда не вызывали. Не вызвали и сейчас.
— Не то, — голос Натальи Александровны был тускл, как алюминиевая проволока. — Это не новость. Вот если бы шар съел маркёра — вот это была бы настоящая новость для первой полосы.
Но на душе стало гадко — это был сон, всё тот же сон. Маркёр и шар, тьфу, какая мерзость. Когда Наталья Александровна поехала в свой офис, на первом же светофоре ей позвонил Макаров. Петерсен с Макаровым появлялись в её жизни действительно парно, и даже звонили почти одновременно. Каждый отыгрывал свою партию. Сейчас Макаров не шутил, он мялся и гнулся, тёк киселём по проводам, и так и не сказал ничего наверняка, только намекал на что-то тревожное. Макаров был антиподом Петерсена — включая те самые выигрыши и проигрыши. Иногда они напоминали Наталье Александровне два сообщающихся сосуда в песочных часах. Но Макаров тоже говорил о маркёре, и чувствовалось, что тайна катается на его языке, как капля уксуса.
— Беда с этими бильярдистами, лучше б я поехала тогда на чемпионат по бриджу — вздохнула Наталья Александровна. Но ей действительно был интересен этот клуб, во главе с хозяином, которого никто не видел. То есть его не раз фотографировали, но, закрыв модный журнал, всякий любитель светской хроники не мог припомнить его лица. Ну, да был на снимке какой-то, в отличном костюме… Однако, если у читателя хватало упорства вновь открыть ту самую страницу, он понимал — да, ничего особенного… И лицо с фотографии окончательно испарялось из его памяти. Вот костюм был точно прекрасный.
Ночью ей снова приснился кошмар. Перед ней, среди пустыни под фиолетовым небом, шла толпа людей, и у каждого вместо головы был бильярдный шар. И хорошо ещё, что ей не приснился главный кошмар её детства. Тогда родители взяли её в Парк культуры, и уже была съедена вся сахарная вата, уже щёки были покрыты липкими потёками лимонада, как случилась катастрофа: сломался аттракцион — сорвалось со своего насеста гигантское колесо обозрения. Давя всех и набирая ход, промчалось оно по аллее, как роковое яйцо, и рухнуло в реку.
В то мрачное время власть скрывала всякую массовую гибель своих граждан, и о бешеном колесе написали только в новое время. Однако Наталья Александровна с детства разлюбила круги и овалы и в своих школьных тетрадях рисовала только угловатые фигуры.
Но этот кошмар приходил теперь редко — и веские объяснения своему освобождению Наталья Александровна нашла сразу в нескольких женских журналах.
Всё вытеснилось, всё стало хорошо — но неосознанный страх перед шарами ещё не окончательно покинул её.
Беда в бильярдном клубе была ощутима, как запах гари на свежем пожарище. Никто, однако, не торопился открыть рот. Более того, члены клуба ходили по коридорам, многозначительно улыбаясь (Уж мне-то Дмитрий Петрович, всё известно — как и почему, но знаешь ли ты об этом? Допущен ли ты к тайне?) и пытались сделать вид, что все по-прежнему. Кии сновали над столами, грохотали шары, сыплясь в лузы. И всё так же лился по бокалам французский коньяк.
Всё замерло в ожидании перемен — кошка по прозвищу Мышка, не мигая, смотрит на уборщицу, что в нарушение правил заглянула в холодильник, Наталья Александровна застряла в дороге, и её немецкая машина, похожая на обмылок, стоит между трейлером и автобусом. Маркёр лежит в морге, и в горле у него застрял белый костяной шар. Хозяин клуба, гроссмейстер бильярдной игры Шаров, сложив пальцы, смотрит, как прокурорский работник возится с казённым магнитофоном для допросов.