Так как три короля считались патронами путешествующих, то часто путники приходили в Кельнский собор на поклонение, о чем писал еще Вальтер Скотт в романе «Квентин Дорвард». Из собора уносили они различные «небесные письма» в качестве талисмана против невзгод в пути и болезней. Существовала вера в то, что прут, срезанный в день трех королей и названный их именами, — волшебный жезл. Если хотели найти золото, следовало его назвать именем Каспара, серебро — Балтазаром, воду — Мельхиором.[454] Но ночь на трех королей была и самой опасной из 12-и: стаи мертвецов, король Ирод, а особенно Перхта и Холле проносятся в ночи. В Баварии поэтому день трех королей называли «день Перхты». В эту ночь детей клали под колыбель, чтобы их не увидела Перхта — похитительница маленьких детей. На ночь на окне оставляли еду для Перхты,[455] если утром тарелка была пустой, это считалось хорошим признаком. В этот день опять устраивали шествия масок, с гиканьем, и звеня цепями, они прибивали подкову к дому супругов, у которых не было детей. По сведениям из XV в. в Баварии в ночь на 6 января клали под стол лемех, чтобы он был благословлен для начала ранней весенней пахоты.
В Эйсфельде (Тюрингия) в ночь трех королей после полуночной службы, музыки и духовных песен, с криком «сжечь фрау Холле» разжигали огонь.
С кануном и днем трех королей связано много примет и суеверий. Если на трех королей не все рождественские пироги съедены, якобы, нужно ждать несчастья. На трех королей не должно быть льна на прялке, иначе за каждую нить ждет пряху несчастный год (Зигерланд).
В эту последнюю из 12 ночей также гадали, как и на Новый год, в дни адвента и рождества, обвязывали деревья соломой, чтобы они лучше плодоносили.
По этой ночи определяли погоду на год: каждый час ночи соответствовал определенному месяцу. Если накануне трех королей вечер ясный и солнечный — то будет много вина в новом году. Мороз же на трех королей предвещает болезнь овец и порчу лугов кротами. Если на трех королей луна растет, то поднимутся цены на все, если же она на ущербе — то год будет хороший и все подешевеет и т. д.
Днем трех королей по существу заканчивается зимний цикл народных праздников и обычаев.
Рассмотренный материал свидетельствует о том, что в основе большинства обычаев немцев лежит забота о хлебе насущном: об урожае, о поголовье скота, о благополучии людей. В известной мере в них сохранились и остатки языческих верований, веры в душу, различных суеверий. Церковь же использовала все это в своих целях, приурочив дни святых к традиционным праздничным дням народного календаря.
АВСТРИЙЦЫ
Н. М. Листова
В ранних представлениях австрийцев, как и у других народов Центральной Европы, год делился на два сезона.[456] Это деление было связано с важнейшими фазами сельскохозяйственных работ и климатическими условиями. В Австрии, где горы составляют 3/4 поверхности страны, жители издавна занимались скотоводством. Поэтому определяющими сроками для народного календаря были выгон скота на пастбища и возвращение его. Следы этого деления сохранились в обрядах и обычаях до настоящего времени.
В большей части Австрии концом сельскохозяйственного года считали 11 ноября — день св. Мартина. На Мартина производились все налоговые расчеты, кончались договорные обязательства, сроки найма. «Мартин пришел — работа ушла» — говорили в Верхней Австрии. В этот день завершались основные сельскохозяйственные работы. Так, во многих местах Австрии после Мартина крестьяне не выходили в поле, верили, что опоздавшего с уборкой ждут в будущем году всякие несчастья.[457] Скот пригоняли с лугов домой (в Верхней Австрии день Мартина считался последним днем выпаса).
11 ноября — в последний день своей работы пастухи ходили по дворам и ударяли скот ветками березы, липы или можжевельника. Вера в магическую силу удара веткой (рутой), живительные соки которой как бы переходили при прикосновении на скот и приносили ему, якобы, сохранность и большой приплод — имеет широкое распространение и за пределами Австрии. Ветки передавали хозяевам, которые сохраняли их до дня весеннего выгона. Передавая их, желали благополучия:
455
456
«Handwörterbuch des deutschen Aberglaubens» [далее — «Handwörterbuch»] Berlin und Leipzig, Bd. IV, S. 528.
457
458