В Бурбонне головню от рождественского полена переносили в новый дом при переселении. В области Мессен хозяйка дома сама переносила в новый дом остатки рождественского полена и кусочком от него разжигала огонь в новом очаге в тот момент, когда вешали очажную цепь.
Очевидно, в этом акте проявлялись отголоски древних представлений о «семейном очаге». Однако А. ван Геннеп отрицает связь этого обряда с культом семейного очага, он считает, что в данном случае совершается лишь магический акт перенесения из одного дома в другой защитных свойств, приписываемых рождественскому полену.[104]
Почти повсюду во Франции известен был обычай зажигать сохраненные головни во время грозы, чтобы предохранить дом от попадания молнии. Иногда с этой целью хранили головни на чердаке.
Искры от рождественского полена также несли определенные магические функции: чем они ярче и обильнее, тем больше якобы обладали очистительными свойствами, а также способствовали плодородию. Семья обычно вооружалась каминными щипцами, скребками и прочими инструментами, все стучали по горящему полену, стремясь извлечь как можно больше искр, приговаривая при этом: «столько бочонков вина, сколько искр», «столько овец, сколько искр», «столько мер зерна, сколько искр» и т. д. В некоторых областях (Арьеж) обилие искр служило добрым знаком того, что в доме будет свадьба.
Магические заклинания, которые произносились над поленом, заключали обычно также просьбу сохранить и в будущем году семью в том же составе, или пожелание, чтобы она увеличилась, а также, чтобы большой приплод был у скота.[105]
В некоторых областях Франции было принято в полое рождественское полено прятать подарки для детей, особенно сладости и сухие фрукты (Бургонь, Франш-Конте, отдельные местности в Берри, Гасконь, Каталония).
Так как рождественскому полену в народе приписывался священный характер, его боялись осквернить: по древнему поверью считалось, что если человек сядет на полено, то он обязательно заболеет.
В некоторых областях Франции наблюдались попытки христианизации обряда. Рождественское полено окропляли святой водой, верили в то, что к очагу, в котором горит рождественское полено, приходят обогреться ангелы (Пюи-де-Дом, Арьеж) или души умерших членов семьи (Пюи-де-Дом, Морбиан, Лозер). Иногда самый старший из семьи перед горящим рождественским поленом читал определенную молитву, при этом члены семьи становились на колени и крестились. На полене ножом вырезали крест, иногда чертили его головней от прошлогоднего рождественского полена или растопленным воском от священной свечи; иногда полено разжигали от огня свечи, взятой в церкви (Ницца); чистили очаг и приводили в порядок комнату, перед камином ставили чистый стул, чтобы св. Дева могла посидеть у огня и перепеленать младенца Иисуса. Происхождение многих элементов христианизации сравнительно позднее и навеяно иконописью, религиозной скульптурой, яслями в церкви, представляющими рождение Христа.[106]
Обычай разжигать коллективные костры, устраивать вокруг них хороводы, прыгать через огонь, так же как обычай устраивать шествия с зажженными факелами, сохранялись в некоторых провинциях Франции в XIX в. Эти обряды, в которых выражалась вера в очистительную и живительную силу огня, приурочивались к тому или иному празднику рождественского цикла. Костры разжигали обычно накануне дня Нового года или дня Королей. Возможно, что некогда повсюду разжигали костры и в рождественский сочельник, но в XIX в. этот обычай сохранился лишь в некоторых провинциях — Каталонии, Гаскони, Дофине, Бретани и Пикардии (в Пикардии особое значение придавалось «чистому огню», добытому трением дерева о дерево). Повсюду же в день рождества, который издавна считался семейным праздником, предпочтение отдавалось «рождественскому полену», обряду, связанному с семейным очагом.
Важным моментом рождественско-новогоднего цикла обрядов, с которым связывались представления о будущем благополучии дома и семьи, были хождения молодежи или детей по домам с поздравлениями и добрыми пожеланиями, одаривание поздравляющих — ритуал, восходящий к языческому чествованию новолетия и вошедший в рождественскую обрядность всех европейских народов.
104
Ibid., I, 7, p. 3142–3150, 3152, 3156–3157;