Так две категории праздников — дифференцирующая и интегрирующая — дополняли друг друга, являя в совокупности целостный образ общественного бытия. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что «праздники живых» и «праздники мертвых» чередовались друг с другом. Посещение могил предков каждый раз влекло за собой как бы ответный визит умерших к живым. Это — форма отношений характерная для традиционного китайского понятия ритуала, зиждившегося на противопоставлении «хозяина» и «гостя» и вкорененного непосредственно в социальную практику человека. Она являлась, по существу, метафорой реальных общественных отношений в средневековом Китае.
Так, сюжетом годового цикла «праздников мертвых» и «праздников живых», ставшего итогом исторической эволюции системы календарных праздников китайцев, не были ни жертвенный кризис, ни религиозная драма умирающего и воскресающего бога, хотя элементы того и другого подспудно в нем присутствовали. Таким сюжетом являлось ритуальное взаимосоответствие, развертывавшееся в подвижном равновесии различных аспектов бытия, причем процесс этого развертывания символизировал три стадии хозяйственного цикла и три возраста жизни: юность, зрелость и старость. Кроме того, в системе «праздников живых» и «праздников мертвых» прослеживаются параллели всем ритмам годового цикла: двухчастному (в виде оппозиций двух категорий праздников), трехчастному (в виде трех стадий года) и четырехчастному, который неявно присутствовал в троичной структуре цикла, подобно тому как сезонные виды обрядов нечетко выделялись у китайцев из трех типов обрядности: весенней, осенней и связанной с зимним и летним солнцестоянием. Таким образом, система двух категорий традиционных праздников содержала в себе условия взаимного преобразования всех видов календарных обрядов и в этом смысле являла собой универсальный образ годового цикла.
История изучения
Как уже было отмечено, календарные обычаи и обряды китайцев, какими они сложились к XIX в., — продукт длительного исторического развития, содержавший в себе стадиально и типологически неоднородные явления культуры. Однако реконструкция этого развития серьезно затруднена узостью и ограниченностью источниковедческой базы. От эпохи существования древних империй, когда разрыв между элитарной традицией культуры и фольклором был наибольшим, до нас дошли лишь смутные и отрывочные известия о календарных обрядах народа. В раннее средневековье появляются систематические обзоры годового цикла обрядов, составившие особый жанр сочинений в письменной традиции Китая, — «записи о календарных обрядах» (суйши цзи). Наибольшей известностью среди них пользуется сочинение VI в. «Записи о календарных обрядах в области Цзин-Чу» («Цзин-Чу суйши цзи»). Имеются комментированные переводы этого памятника на японский и немецкий языки [Кэй-Сё, 1978; Turban, 1971]. Критическая редакция сохранившихся текстов «записей о календарных обрядах» раннесредневековой эпохи осуществлена японским синологом М. Мория [Мория, 1963]. Сведения о календарных обычаях, встречающиеся в письменных источниках до XII в., собраны в обширной компиляции ученого сунского периода Чэнь Юаньцзина [Чэнь Юаньцзин, 1978].
В период позднего средневековья благодаря известной демократизации письменной традиции Китая круг источников для изучения народных календарных обрядов заметно расширяется. Получает распространение новый жанр «местных хроник» (дифан чжи) — описаний административных территорий, в которые непременно включались сведения о местных обычаях и календарных обрядах. Местные хроники, составлявшиеся вплоть до 40-х годов XX в., охватывают практически всю территорию Китая и являются, по существу, единственным источником, делающим возможным систематическое изучение локальных различий в традиционной обрядности китайцев. К сожалению, помещенные в них сведения зачастую слишком лапидарны и стереотипны.