Помимо письменных источников при написании работы были привлечены музейные коллекции. Среди них особо надо отметить корейские; коллекции Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого (МАЭ) в Ленинграде. Значительная их часть была собрана в Корее в конце XIX — первых десятилетиях XX в. Для данной темы интересны собрания праздничной одежды (в том числе детской новогодней), музыкальных инструментов, разнообразной утвари. Важные материалы содержатся в каталогах-альбомах Корейского этнографического музея и Центрального исторического музея Кореи (Пхеньян).
Для воссоздания атмосферы новогоднего праздника, веселых игр и развлечений многое дает изобразительный материал, начиная с самых ранних этапов развития монументальной живописи корейцев (IV–VII вв.) и кончая народными новогодними картинками (сэхва) XIX–XX вв. При написании работы широко привлекались картины корейского художника из народа, известного нам под псевдонимом Кисан. Согласно некоторым данным, Кисан происходил из маленькой деревушки близ г. Пусан[370]. Коллекции его картин, написанных цветной тушью на шелке или на специальной бумаге и отображающих быт и правы различных сословий корейского общества, в конце XIX — начале XX в. попали в Германию, США и Россию[371].
Несмотря на то что в изучении произведений, связанных с именем Кисана, есть немало спорных вопросов, сами картины, несомненно, являются ценным этнографическим источником.
В нашей стране коллекция рисунков Кисана (более 40 работ) хранится в Государственном музее искусства народов Востока (Москва).
В КНДР изучению традиционной календарной обрядности уделяется значительное место, об этом свидетельствуют многочисленные статьи, опубликованные в журналах «Мунхва юсан» и «Кого минсок». Оригинальный материал по традиционным играм и развлечениям корейского народа, связанным с календарными праздниками вообще и с праздником Нового года в частности, содержится в сборнике «Корейские народные игры» («Чосон-ый минсок нори»), опубликованном в Пхеньяне в 1964 г. Корейская календарная обрядность, в том числе и новогодняя, освещена в издании Пхеньянского университета «Корейская этнография. Исторический очерк» («Чосон минсокхак. Ёкса пхён»), вышедшем в свет в 1980 г. К изучению новогодних обычаев и обрядов корейцев обращались этнографы и историки То Юхо, Пак Сихён, Хван Чхольсан, Ким Ильчхуль, Ким Синсук, Чхве Вонхи и многие другие. Большую работу ведут музеи КНДР.
Ценный этнографический материал обобщен в изданиях, подготовленных этнографами Южной Кореи. С конца 60-х годов они начали комплексное этнографическое изучение всех провинций страны. Издания включают экономическую и географическую характеристику провинций, но в центре внимания, конечно, все традиционные аспекты этнографии: занятия, семья, семейная обрядность, религия, праздники, игры и развлечения, народные песни и предания. Интересный материал систематизирован в монографии Чин Сонги, специально посвященной календарным обычаям и обрядам о-ва Чечжудо[372]. Календарная и семейная обрядность освещена в работах Ха Тэхуна[373], а также в отдельных статьях, опубликованных на страницах журнала «Korea Journal».
Сведения о праздниках корейского народа имеются также в русской дореволюционной востоковедческой литературе.
В советском корееведении значительным событием в изучении новогодней обрядности корейцев стали работы Ю.В. Ионовой «Обряды, обычаи и их социальные функции в Корее. Середина XIX — начало XX в.» (1982) и М.И. Никитиной «Древняя корейская поэзия в связи с ритуалом и мифом» (1982).
На рубеже XIX–XX вв. корейцы отмечали Новый год в основном по лунно-солнечному календарю, тесно связанному с традиционной корейской культурой.
Хозяйственная деятельность древних насельников Корейского полуострова, прежде всею занятие земледелием, определила необходимость наблюдений за небесными светилами, за изменениями в природе, связанными с различными сезонами. Древнекорейские эпиграфические памятники, а также сообщения китайских династийных хроник и средневековых корейских летописей свидетельствуют о том, что к первым векам пашей эры необходимые для сельскохозяйственной деятельности наблюдения за небесными светилами имели у древних корейцев давние, многовековые традиции. Так, в «Самгук саги», в «Летописях Силла» («Силла понги») солнечные затмения начинают упоминаться со времени правления полулегендарного Хёккосе-косогана (57 г. до н. э. — 3 г. н. э.); первое упоминание датируется 54 г. до н. э.[374]. В «Летописях Пэкче» («Пэкче понги») первое сообщение о солнечном затмении датируется 6-м годом правления Основателя — Онджо-вана (18 г. до н. э. — 7 г. н. э.), т. е. 13-м годом до н. э.[375]. В «Летописях Когурё» («Когурб понги») солнечные затмения фиксируются со времени правления Тхэджо-вана (53-145); первое упоминание относится к 114 г.[376]. Сведения о солнечных затмениях, содержащиеся в «Летописях Когурё», подтверждаются аналогичными записями в китайской династийной хронике «История династии Поздняя Хань» («Хоу ханыпу») (раздел «Записи о пяти стихиях природы»[377].
371
372
374
375
376
377