На страдную пору — июнь и июль — приходятся два важных праздника, в которых сконцентрировались многие разнообразные элементы первобытной религии. Позже христианская церковь предназначила эти дни двум пророкам — Иоанну и Илье.
Синкретический характер обрядов в день Иоанна-пророка, или Иоанна Предтечи (24 июня), выступает в тех разнообразных эпитетах, которыми греческий народ наделял этого святого. Самый примечательный из них — св. Иоанн-Солнцеворот (αη Γιαννη Λιοτροπις), так как его день близок к дате летнего солнцестояния. С солярным культом, который составил самый начальный и самый древний элемент всего праздничного комплекса, связаны и другие наименования пророка: на о-ве Хиос его называли «светозарный» (Φανιστης), на Кипре — «светоносный» (Λαμπροφορος), в Афинах — «светитель» (Λαμπαδαρης). Аграрная суть праздника отразилась в наименовании «Иоанн, обрезающий побеги» (Βλαστολογος). Название Иоанн-пророк (или предсказатель) — Κληδονας вызвало к жизни множество приемов гадания в иванов день. Наконец, эпитет Предтеча (Προδρομος) связан непосредственно с евангельским рассказом{903}.
В этнографической литературе сохранились сведения о поклонении восходящему солнцу утром 24 июня. Греки, населявшие Синоп (в Малой Азии; в начале XX в. греки переселены оттуда в пределы греческого государства), всю ночь с 23 на 24 июня проводили на улице: пели, танцевали, пировали. С приближением рассвета все, непрерывно танцуя, направлялись на открытое место за селом, где ожидали появления на небосводе солнца. Затем с танцами возвращались обратно.
В народе полагали, что солнце «поворачивается подобно ветряной мельнице», поэтому во многих местностях (например, во Фракии) люди стояли на улице, стараясь при восходе солнца заметить этот поворот. На о-ве Хиос после утренней церковной службы крестьяне собирались на открытом месте (на току, например) и до полудня проводили время, имитируя в хороводных танцах «поворачивающееся солнце»{904}.
Гораздо больше распространен другой обычай, связанный с солярным культом, — возжигание костров и перепрыгивание через них. Он был известен в континентальной и островной Греции, а также в местах древней греческой колонизации на побережье Малой Азии. Уже собирание топлива для костров превращалось в значительное событие: мальчики, мужская молодежь группами отправлялась на добычу топлива, соревнуясь между собой в количестве припасенных дров.
В иванову ночь зажигали костры (или центральный для всего селения, или же посредине каждой улицы, или перед входом в каждый дом), танцевали вокруг них и прыгали через пламя. Конечно, первыми через большой огонь прыгали юноши, стараясь подпрыгнуть как можно выше, пожилые мужчины и женщины дожидались, пока огонь несколько утихнет. Прыгая через огонь, произносили различные пожелания: «Пусть болезни не коснутся меня!», «Дорогой святой Иоанн, окажи мне милость, позаботься обо мне!» Одним словом, прыжок через огонь должен был защитить от злых сил и привлечь добро на будущее время{905}.
В Греции в обрядах иванова дня значение влаги и свежей растительности выступает весьма явственно. В северной Греции, в районе г. Гравена, женщины и девушки рано утром выходили в поля. Там, близ источников, они собирали цветы, называемые «цветок св. Янниса», свежие травы, сплетали венки и украшали ими дома, входные двери жилищ, сельские площади. Исполнялись специальные песни, посвященные этому празднику{906}.
В горах Пинда среди небольшой этнографической группы саракачан (или саракацан) также известны похожие обряды, накануне иванова дня дети собирали цветы, плели венки и надевали их на головы. Они наполняли медные кувшины водой из трех источников и ходили с кувшинами от одного пастуха к другому, распевая песни. Перед каждым загоном для овец они выливали немного воды. Пастухи одаривали детей сыром, мелкими монетами и т. п.{907}
Некоторую связь между ивановскими кострами и обрядовой зеленью можно усмотреть в следующем обычае на о-ве Хиос: в костер бросали высохшие майские венки, которые сплетали в дни майских празднеств и вешали на специальные крюки над входной дверью в жилой дом. Хозяин дома бросал венок в небольшой костер, который он разводил на улице перед своим домом. Кроме того, в огонь бросали ветки шелковицы, на которых находились гусеницы шелкопряда{908}.