17 августа Реввоенсовет Конной армии поставил дивизиям задачу — стремительным ударом с севера и юга захватить Львов. Выполнение приказа несколько задерживалось тем обстоятельством, что Пархоменко с 14-й дивизией, встретив у Каменки сильный заслон, только к вечеру следующего дня сбил противника и переправился на левый берег реки.
Несмотря на отчаянное сопротивление белополяков и на их большое превосходство в силах, операция на львовском плацдарме развивалась быстро и успешно. К вечеру 17 августа части Конной армии вели бой в пяти километрах от города. Во Львове уже создавались рабочие отряды.
В то время как головные подразделения дрались на подступах к Львову, 11-я дивизия переправилась с боем у Красне и, очистив от противника Буск, быстрым маршем подходила к месту сражения. Впереди, за поросшими лесом холмами, раскатывался пушечный грохот. От беспрестанных взрывов содрогалась земля… Шумное эхо катилось по лесу.
Морозов нагнал первую бригаду на малом привале в дубовой роще, у речки. Он остановил горячившегося дончака у самой опушки. Вдоль нее между деревьями спали вповалку у ног лошадей бойцы первой бригады. Прямо против того места, где остановился начдив, раскинувшись навзничь, у обочины дороги лежал чубатый казак в дождевике и буденовке. Нагнувшись с седла, Морозов узнал в кем Харламова. В его руке были крепко зажаты поводья. Золотисто-рыжая лошадь его, с проступавшими ребрами, поджав ноги под брюхо и опустив голову, тоже спала. Подле Харламова, положив ему на живот голову, лежал совсем молодой вихрастый боец. Вокруг них — кто навзничь, кто приткнувшись боком к товарищу — спали бойцы. Красноватые косые лучи всходившего солнца, пробиваясь между стволами деревьев, ложились на пыльные лица бойцов, играли на стременах и оружии. Вокруг было тихо. Только вдали попрежнему слышался тревожный гул канонады.
Морозов покачал головой и оглянулся на ординарца.
— Ну и крепко же спят, Федор Максимыч! — заметил Абрам. — Разбудить, что ль?
— Не надо, — тихо сказал Морозов. — Устали ребята. Пусть отдохнут.
Он тронул лошадь и поехал обочиной дороги, пробираясь между телами спавших красноармейцев. Немолодой рыжеватый боец в кожаной куртке, с белыми шрамами на искромсанном шашкой лице приподнялся на локте, мутными глазами взглянул на начдива, пробормотал что-то и опять повалился набок. В стороне от дороги рядом с лошадью лежал старый трубач. Худое лицо его с седеющими усами покоилось на боку лошади. Он мерно посапывал большим краевым носом, придерживая между колен сигнальную трубу с истертым, когда-то золоченым шнуром. Морозов подъехал к нему.
— Климов! — тихо окликнул начдив. — А ну-ка, проснись!
— А? Чего?..
Климов приоткрыл один глаз и, увидев начдива, живо вскочил. Вслед за ним шумно поднялась лошадь.
— Где комбриг? — спросил Морозов.
Климов поспешно перекинул трубу за спину и сказал сиплым голосом:
— Только сейчас проходил, товарищ начдив.
— Давно здесь стоите?
— Минут десять, больше не будет.
— Так… Ну, ну, ложись, отдыхай…
Морозов тронул лошадь вперед по дороге. Миновав батарейные упряжки с орудиями и зарядными ящиками, он спустился к песчаному берегу речки. Над водой сидел на корточках худой сутулый боец. Услышав конский топот, он повернул голову, и начдив увидел желтое сморщенное лицо с раскосыми глазами.
— А ты, Ли Сян, чего не спишь? — узнав красноармейца и подъезжая к нему, спросил Морозов.
— Лука мыл, товались начдив. Польский пана мало мало лука моя сытырлял, — быстро вскакивая, скороговоркой ответил китаец.
— Так, может, тебя в лазарет?
Китаец отрицательно покачал головой.
— Наша лебята смеяться будет… Нет, Ли Сян лазалета не надо.
Морозов веселыми глазами посмотрел на него.
— Ишь ты, какой боевой!.. Комбриг где, не видел?
Ли Сян показал в сторону от дороги.
У кустов возле опушки на широком пне сидел Колпаков. Морозов окликнул его. Колпаков что-то поспешно сунул в карман, — он грыз сухарь, — и, придерживая шашку, подбежал к начдиву.
— Почему без охранения? — спросил Морозов сердито.
Колпаков виновато потупился.
— Сам знаешь, Федор Максимыч, как на заре спится, — сказал он, не глядя на начдива. — Я и решил, пусть ребята поспят. Шутка сказать, подряд двое суток не спавши. Да ведь я только четверть часа…
— То, что дал отдохнуть, это ты правильно сделал, — сказал Морозов, спешиваясь и подавая поводья Абраму. — Но то, что без охранения, — это недопустимая халатность, товарищ комбриг. И чтоб впредь этого не было.