— Вы не то лицо, за которое себя выдаете. И я вынужден вас задержать, — твердо проговорил Красавин, опуская руку на кобуру.
— Да! Я вот кто! — Дундич рванул из-за пояса кинжал и с силой вонзил его в грудь Красавина.
Сотник хрипло ахнул, качнулся и, подгибая колени, рухнул на мостовую.
— До джавола! — сказал Дундич. — А ну, напрэд! В штаб корпуса!
Он прыгнул в седло и в сопровождении своих удальцов помчался по улице.
Под освещенными окнами штаба толпились офицеры, сновали вестовые и писаря. За окнами, видно было, штабные адъютанты прилаживали на стене огромную карту.
— Гранаты! — сказал Дундич. — Бросай!
Тяжелый взрыв расколол тишину. Послышались стоны и крики.
Дундич бросился к заставе.
— Ребята! — крикнул он солдатам. — Красныэ в городэ! Вон они за нами. Задержитэ их, пока мы доскачэм до генерала!
Выпустив во весь мах лошадей, Дундич и его спутники кинулись к выходу из города.
Позади них часто защелкали выстрелы. Застава вступила в бой с прикрытием штаба.
Навстречу Дундичу с тревожными лицами выбегали солдаты и офицеры расположившихся на отдых полков.
— Будоный! — кричал Дундич. — Спасайся кто можэт!
Проскакав бешеным карьером в конец улицы, они выехали на окраину города и придержали лошадей.
— Ну вот, пошла потеха! — сказал Дундич своим удальцам, останавливаясь и прислушиваясь к возникшему в городе шуму. — А теперь, друзья, возьмем пленных, чтоб не возвращаться с пустыми руками.
— Семен Михайлович, до каких же пор мы будем на месте стоять?
— Аль мы воевать разучились?
— Шесть суток стоим!
Буденный, посмеиваясь, смотрел на обступивших его красноармейцев.
— Значит, наступать хотите, товарищи? — спросил он, улыбаясь.
— Чего же прохлаждаться, товарищ комкор!
— Та-ак… А ты как думаешь, Харламов?
— А я, стал быть, думаю так, что нам не из чего на месте стоять, товарищ комкор. А ну, как они во-свояси уйдут? Когда нам еще такой кус достанется?
— Нет, знакомый, ты тоже неправ, — твердо сказал Буденный. — Наступать сейчас мы не можем. У них двенадцать тысяч, а у нас меньше половины. Да к тому же они в городе сидят.
— Так мы, значит, и хвост набок? — сказал пожилой боец.
— А ты, борода, не пыхти. Ты бы лучше, пока мы на месте стоим, собой занялся. Смотри, какой рваный ходишь. Вон и пуговиц нет. Стыдно так кавалеристу.
— Да нет, я что… я ничего, Семен Михайлович, — смутился боец, — я ведь только свою мнению высказал. А пуговицы что… Сейчас вот пойду и попришиваю.
— И давно бы так.
Семен Михайлович помолчал, оглядел бойцов и сказал:
— Ну, все высказались? Давайте теперь я скажу… Наступать мы, конечно, будем. И Шкуро и Мамонтова разобьем. Не в первый раз нам, товарищи, у кадетов котелки снимать. Только когда пойдем в наступление, этого я сказать вам не могу. Сами должны понимать.
— Ну еще ба!
— Что и говорить, товарищ комкор!
— Понимаем, не маленькие! — загудели голоса.
— Ну то-то! А пока готовьтесь. Оружие чтоб было в исправности. Осмотритесь, на себя поглядите. А то некоторые неряхами ходят, вида бойцовского не имеют… А главное, чтобы кони были в порядке… Ну, вот и все мои замечания. Действуйте. Мне тоже надо делом заняться.
Семен Михайлович дружески кивнул бойцам и, звеня шпорами, взошел по ступенькам крыльца.
Он прошел в свою комнату и только успел сбросить шинель, как в дверь постучали и басистый голос Зотова попросил разрешения войти.
Степан Андреевич тоже был недоволен стоянкой, но, находясь в курсе событий на фронте, он хорошо понимал, что сейчас им невыгодно наступать. Конному корпусу до поры до времени надо выжидать, чтобы в решительный момент нанести сокрушительный удар. Из сложившейся обстановки было видно, что под Воронежем предстоит единоборство, результат которого в значительной мере определит дальнейший ход событий на Южном фронте. А пока красная и белая конница стояла лицом к лицу, замахнувшись друг на друга. Шкуро, стремясь держать инициативу, проявлял активность. Конный корпус Буденного, выжидая, занял оборонительную позицию. Ежедневно шли бои так называемого местного значения, но до решительного сражения дело еще не дошло.
Вчера Буденный вызвал начдивов и ознакомил их со своим планом захвата Воронежа с северо-востока. Теперь Зотов принес этот план-приказ, переписанный набело, и докладывал его Семену Михайловичу.
Буденный слушал, одобрительно покачивал головой, все более приходя к убеждению, что он не ошибся и направление удара выбрано в наиболее выгодном месте.