Дослушав приказ, он встал, прошелся по комнате и остановился у висевшей на стене карты, что-то обдумывая.
Постояв некоторое время около карты, он повернулся к Зотову и сказал:
— Ну, Степан Андреевич, будем писать.
Прохаживаясь по комнате, Буденный стал диктовать приказ корпусу.
Зотов молча писал, шевелил усами и изредка с недоумением поглядывал на Семена Михайловича, чувствуя, что получается что-то несообразное. Несколько раз он порывался спросить, в чем, собственно, дело. Действительно, получалась какая-то чертовщина. Все выходило наоборот. Новый приказ в корне противоречил задуманному ранее. Хотели бить по Воронежу с севера, а теперь решили вдруг наносить удар с юга. У добрейшего Степана Андреевича даже шевельнулась мысль: уж не сошел ли он с ума от бессонницы (за последнее время ему приходилось много работать ночами). Да нет, вроде все было в порядке. И рука вот пишет ровно, словно печатает.
— Ну, написал? — спросил Буденный, останавливаясь у стола.
— Написал, — неуверенно сказал Зотов.
— Дай подпишу.
Семен Михайлович подписал, потянулся и, глядя на Зотова со скрытой улыбкой, сказал:
— А теперь надо будет сделать так, чтобы этот приказ попал в руки Шкуро.
Степан Андреевич откинулся на спинку стула, некоторое время молча смотрел на Буденного и вдруг захохотал басом…
Когда Бахтуров вошел в комнату, Буденный и Зотов сидели за столом и, покатываясь со смеху, смотрели друг на друга.
— Чего это вы, товарищи? — спросил Бахтуров, глядя на них и чувствуя, что и его лицо расплывается в веселой улыбке.
— Да вот письмо пишем… этому, как его, чорт, султану турецкому, — сквозь смех сказал Зотов, утирая проступившие слезы.
Бахтуров подошел, заглянул через плечо Зотова и, прочитав написанное, тоже засмеялся.
— Решили вот Шкуро потревожить, — пояснил Семен Михайлович. — Пусть понервничает. Может, рассердится и выйдет из города, а тут мы и возьмем его в шоры.
— Да, ловко придумали, — сказал Бахтуров. — А знаете, я бы эту фразу, — он показал, какую именно фразу, — несколько переделал.
— Давай подсаживайся, будем вместе сочинять, — предложил Буденный.
Бахтуров подсел к столу, и они, похохатывая и хитро посматривая один на другого, принялись править «письмо».
Шкуро проснулся сильно не в духе. Ему приснилось, что его, генерала, назначили в наряд дневальным по роте, и он с раздражением думал о том, как могло случиться даже во сне такое неуважительное к его заслугам и чину обстоятельство. «Какой дурацкий сон! — думал он. — И к чему бы это? Гм… И даже поделиться с начальником штаба нельзя, все-таки неудобно: генерал — и вдруг дневальным. Да. Но почему именно по роте, а не по эскадрону?» В пехоте он никогда не служил, считал пехотинцев существами низшего порядка и относился к ним свысока.
Он оделся, умывшись, прошел в салон и в глубоком раздумье заходил по мягкому ковру.
«Да, да! — думал он. — И приснится же подобная мерзость!» Шкуро плюнул с досады и, потрогав на курносом лице проступившую за ночь щетину, только было собрался позвать денщика, как в дверь вежливо постучали, и молодой голос, по которому он узнал своего адъютанта, спросил разрешения войти.
Сверкнув припомаженным пробором, в салон вошел адъютант.
— Здравия желаю, ваше превосходительство! — поздоровался он, вытягиваясь и звякая шпорами.
— Здравствуйте, сотник! Что нового?
— Невероятное событие, ваше превосходительство.
— Что такое? — насторожился Шкуро.
— Пакет от красных. Написано — в ваши собственные руки. Я не осмелился распечатать.
— А кто доставил?
— Наши пленные. Говорят, их Буденный послал.
— Гм… Дайте сюда.
Шкуро, недоумевая, взял пакет, надорвал его с края и вынул крупно исписанный лист.
На нем было написано:
«Генералу Шкуро.
24 октября в 6 часов утра прибуду в Воронеж.
Приказываю вам, генерал Шкуро, построить все контрреволюционные силы на площади у Красных рядов, где вы вешали рабочих.
Командовать парадом приказываю вам.
Буденный».
На рассвете следующего дня, 19 октября, в степи под Воронежем, сотрясая землю, зашевелились конные массы. Шкуро вывел в бой тремя колоннами двенадцать конных полков. За его левым крылом двигался резерв. Там под развернутыми штандартами угрожающе подвывали калмыки князя Тундутова и скакали сотни Волчьего дивизиона.
Белые шли в наступление, стремясь нанести внезапный удар конному корпусу. Но уже поднималась по боевой тревоге и летели в бой полки 6-й и 4-й дивизий. То там, то здесь мелькала черная папаха Буденного. По степи катился конский топот, слышались скрежет клинков, крики и стоны; красноватые отблески выстрелов прорезали рассветный туман…