Дундич прислушался.
Но вокруг все было тихо. Слышались только всплески воды. Прошелестев в камышах, лодка мягко ткнулась в песок.
Дундич подал знак. На берег метнулись неясные тени. Несколько человек, скользя на локтях и коленях, принялись карабкаться на крутой глинистый берег.
Наверху ветер рвал и шумел. Бились и метались ветки кустарника. Сквозь быстро бегущие тучи изредка поблескивал месяц. Небо на востоке начинало светлеть.
Прикрывшись от дождя пустыми мешками, в мокром окопчике сидели солдаты.
— Известное дело, если б не этот чорт в красных штанах, то нипочем бы им не взять бронепоезда, — говорил глухой злобный голос. — Я сам видел, как он рельсу рвал.
— А наши чего смотрели? — спросил другой голос.
— Что наши! Кроют по нем почем зря, а ему как с гуся вода. Подложил шашку, поджег папироской — и был таков.
— А верно сказывали — генерал сулил за его голову тысячу рублей?
— Тыщу! Пять тысяч!
— Ого! Вот бы тебе, Ковалев, огрести.
— И огребу, я его вот как приметил. Ночью узнаю. Жизни решусь, а уж с своих рук не выпущу.
— Брось хвастать!
— Чего хвастать! Я не хвастаю. А ты разве забыл, как я прошлый год их ротного приволок?
— Ну, то ротного, а то буденновцы. Они в плен не сдаются.
— Давай на что хочешь поспорим, что приведу! — с азартом сказал Ковалев.
— Тише, ребята! — шикнул старший.
Он привстал и прислушался. Солдаты, смолкнув, подняли головы.
В эту минуту из тьмы протянулась рука с гранатой, и молодой голос властно и грозно сказал:
— Только пикни, такие-сякие! Замри и нэ двигайся!
Ковалев безумными от ужаса глазами скользнул вправо и влево. Над срезом окопчика выставились силуэты людей. В руках у них чернели гранаты. Потом из тьмы надвинулось лицо с горбатым облупленным носом, и человек, шурша осыпавшейся землей, спрыгнул в окопчик. Поведя головой, он молча посмотрел на притихших солдат (Ковалеву показалось, что у него, как у чорта, зеленоватым блеском горели глаза) и так же молча, принимая винтовки из податливых рук, стал по-хозяйски передавать их наверх товарищам.
— Разрешите начинать, товарищ комкор? — спросил Апанасенко.
Семен Михайлович посмотрел на часы. Было ровно без пяти минут шесть.
— А у тебя все готово? — спросил он.
— Все. Ожидаем сигнала.
— Ну, так подождем еще пять минут. Я привык выполнять обещания.
Апанасенко недоуменно взглянул на него.
— А ты разве забыл? — спросил Бахтуров.
— Ах, да! — Апанасенко усмехнулся. — А мне и ни к чему, что сегодня двадцать четвертое, — сказал он, улыбаясь.
Мимо них в полумгле проходила назначенная в резерв третья бригада. Всадники спускались по пологому склону и исчезали в тумане.
— Ну, давай начинай! — сказал Буденный, взглянув на часы.
Апанасенко присел на корточки к телефону, взял трубку и подал команду.
Прожигая рассветную муть, вспыхнуло пламя. Громовым залпом ударили пушки. Задрожала земля. Все вокруг осветилось. Через мост, винтовки наперевес, бросилась вторая бригада. По всему берегу, прикрывая ливнем огня наступавших, застрекотали пулеметы. От станции Усмань ударили бронепоезда.
Буденный легким движением вскочил в седло. Буланый жеребец с пышным черным хвостом переступил с ноги на ногу, выгнул шею, всхрапнул и, высоко вскидывая ногу, забил землю копытом…
Вдали послышались долгие перекатывающиеся крики.
Семен Михайлович в сопровождении штаба шагом переехал мост и, свернув вправо, тронул рысью в сторону Воронежа.
Теперь не только против восточной окраины города, но и выше по реке в светлеющем небе мерцали зарницы. Оттуда доносились редкие звуки пушечных выстрелов. Там переправлялся Городовиков с 4-й дивизией. Только что артиллерийским огнем была рассеяна застава белых, и река кишела людьми и лошадьми.
Через наспех исправленный мост шагом переезжала батарея. На берегу в ожидании переправы табором скопились пулеметные тачанки. Мост скрипел, пошатывался, погружаясь под тяжестью орудий в темную, стремительно бежавшую воду. Лошади приседали на задние ноги и, пугливо всхрапывая, жались к середине. Ниже моста через броды гуськом, один за другим, переправлялась бригада Тимошенко. Мутная ледяная вода, кружась и всплескивая, неслась поверх седел, сбивая всадников с брода. То один, то другой погружался по плечи и, ухнув, торопливо плыл вслед товарищу.