Вдали послышались мягкие звуки сигнальной трубы.
Митька нагнулся к Харламову, поцеловал его в губы и, сложив ему руки, выпрямился.
— Вы уж, товарищи, как полагается схороните его, — просительно сказал он трубачам. — Это был такой парень… такой… — Митька не договорил. Нижняя челюсть его задрожала. Он сжал зубы, нахмурился. Только теперь он почувствовал, какого друга потерял в эту минуту. К его горлу подкатился колючий клубок. Не желая показать душевную слабость, он отвернулся, сел в седло и, ведя в поводу лошадь Харламова, поскакал к полку, откуда все настойчивее доносились звуки сигнала, игравшего сбор.
Он скакал, а горячие слезы бежали по его смуглым скуластым щекам.
Разгром Буденным белой конницы под Воронежем и решительные действия ударной группы Орджоникидзе под Орлом остановили наступление белогвардейских армий на Москву.
Теперь, во исполнение сталинского плана разгрома Деникина, Буденному предстояло разбить сильную группировку белых в районе Касторной. В штабе корпуса только что была подучена директива Южного фронта, и Семен Михайлович внимательно ее перечитывал:
«…конному корпусу Буденного по овладении г. Воронеж нанести удар в общем направлении на Курск с целью отрезать части противника, действующего к северу железной дороги Воронеж — Курск; ближайшей задачей ставлю овладение железной дорогой Касторная — Мармыжи…»
Под Касторной Деникин сосредоточил более двадцати конных полков с бронепоездами. Соотношение сил опять было неравное. И Семен Михайлович решал, как ему лучше разбить противника с малыми силами.
Он сидел над картой и, разговаривая с Бахтуровым, намечал предварительный план действий по овладению касторненским узлом, когда вошел Зотов и доложил, что по степи движется большая колонна конницы.
Семен Михайлович вместе с Бахтуровым вышел на улицу. Там, поглядывая на лежавшую под селом степь, и коротко переговариваясь, толпились бойцы.
Последние дни шли дожди. Сегодня выпал первый снежок, на котором мириадами блесток сверкали лучи яркого солнца. И вот из степи, горевшей под солнцем, извиваясь на поворотах дороги, надвигалась огромная масса всадников. Колыхались распущенные знамена. Шевелился целый лес пик.
«Хорошо, славно идут», — думал Семен Михайлович, глядя в бинокль. Всадники ехали колонной по три. Встречный ветер раскидывал полы их длинных зеленых шинелей, под которыми виднелись яркокрасные брюки. Опущенные и застегнутые под подбородком суконные шлемы придавали всадникам богатырский вид.
Семен Михайлович увидел, что высланный с разъездом Дундич подскакал к командиру, ведущему колонну, и, переговорив с ним, послал бойца с донесением.
Боец выпустил лошадь во весь мах и с веселым, возбужденным лицом подскакал к Буденному.
— Наши, товарищ комкор! — весело доложил он, сдерживая на скаку заскользившую лошадь.
— Какие наши? Откуда? — быстро спросил Бахтуров.
— Одиннадцатая дивизия. К нам на помощь идут.
Дивизия входила в село. Трубачи, качнув сверкнувшими трубами, заиграли марш «Прощание славянки».
От колонны отделились два всадника. В сопровождении Дундича они поскакали коротким галопом вперед. Один из них, высокого роста, лет сорока, крепко сидел на большой гнедой лошади. Темные, коротко подстриженные усы придавали его лицу строгий вид. Другой, поменьше ростом и помоложе, с крупными чертами бритого лица, смотрел вперед мягкими светлыми глазами.
Не доезжая до Буденного, они спешились и передали лошадей ординарцам. Затем высокий подошел к Семену Михайловичу и доложил густым голосом:
— Товарищ командующий, одиннадцатая кавалерийская пролетарская дивизия прибыла в ваше распоряжение.
Буденный внимательно посмотрел на него:
— Очень рад, товарищ…
— Морозов, — подхватил начдив.
— Очень рад, товарищ Морозов, — повторил Буденный, пожимая руку начдиву и вопросительно взглянув на другого человека, который с неменьшим любопытством смотрел на него.
— А это, товарищ командующий, наш политком, — сказал Морозов.
— Хрулев, — представился политком, крепко пожимая протянутую руку и с удовольствием ощущая ответное пожатие руки человека, о котором уже столько был наслышан.
— Знакомьтесь, товарищи, — сказал Семен Михайлович, показывая на Бахтурова и на Степана Андреевича. — Политком нашего корпуса и начальник штаба.
— Нашего, — значительно подчеркнул Морозов. — Вот, знаться, и мы стали буденновцами.
— Э, нет, товарищ начдив, — улыбнулся Бахтуров. — Это звание надо еще в бою заслужить.