Антон слегка двигает бедрами, а я, вцепившись ему в плечи, умоляюще пыхчу:
- Не шевелись.
Он замирает, но через пару секунд снова двигается.
- Яров, не смей шевелиться, — воплю как сумасшедшая, и слезы наворачиваются на глаза.
Антон шумно дышит и, кажется, скрипит зубами.
- Лера, мне нужно двигаться, — с мольбой в голосе произносит он.
- Нет! — это мое тело, и мне решать двигаться ему или нет, в конце концов.
- Лера, но это же глупо. Я должен двигаться. Я хочу этого, — словно маленького ребенка, пытается вразумить Антон, но мне все равно.
Он делает выпад, и от боли я снова кричу.
- Перестань. Мне больно, - плачу навзрыд, не желая прислушиваться к доводам разума.
- О, Господи, дай мне терпения, — с мукой в голосе шепчет Антон и склоняется ко мне.
Распахиваю глаза, чтобы снова закричать, но он пресекает мою истерику поцелуем. Мне больно, я страдаю, а он решил поправить дело поцелуем? Типичный мужчина! Уже собираюсь высказать все это ему напрямую, но он пользуется моментом и языком проскальзывает в мой рот. Антон лежит на локтях, совершенно неподвижно расположившись между моими раскрытыми бедрами. Меня это вроде бы успокаивает, и я благородно решаю простить его и перенести это мероприятие на другой раз. Совершенно расслабившись и придя в согласие сама с собой, начинаю отвечать на поцелуй, но его член реагирует и делает толчок. Вот тебе и перенесли. Блин! Возмущенно выдыхаю через нос, но ловлю себя на мысли, что уже не так и больно. Решаю закрепить полученный результат. Обвиваю его шею руками и шире развожу ноги приглашая к действию. Антон судорожно выдыхает и делает выпад. Шиплю и обвиваю его спину ногами.
- Медленнее, — командую или, может быть, прошу — сама не понимаю.
Он движется медленней, чутко прислушиваясь к голосу моего тела. Еще выпад, и моя спина выгибается, а из горла вырывается стон удовольствия. Антон просовывает ладонь под мой зад, приподнимает и медленно скользит. Выпад — мой стон. Выпад — довольно выпускаю ногти. Выпад - мне начинает не хватать воздуха. Выпад — внизу живота закручивается тугая спираль удовольствия. Выпад - мои ноги начинают дрожать, и нервные окончания пускают по ним электрические разряды. Пальцы на ногах сжимаются в тугой комок, и я выпрямляюсь, громко крича в ухо своему партнеру. Антон шумно дышит, словно пробежал стометровку, и, как только мое тело взрывается в судорогах экстаза, кончает, с громким криком изливаясь в меня. Он так сильно сжимает меня в объятиях, будто пытается растворить в себе. Я сама вцепилась в его голову и изо всех сил прижимаю к себе, заливая слезами счастья.
- Ты знаешь, именно сейчас, я как никогда согласна с Анатоль Францем, — бормочу, немного успокоившись.
- Ты о чем, милая? - не понимая, что я мямлю, спрашивает Антон.
-Из всех сексуальных извращений, целомудрие - самое странное, - невозмутимо цитирую французского поэта и критика.
Антон закатывает глаза и скатывается в сторону, увлекая меня за собой. Устроившись на его груди, продолжаю разглагольствовать:
- Нет, правда. Если бы я знала, что занятие любовью столь волнующе прекрасно, еще неделю назад заставила бы тебя закончить то, что мы не закончили в день знакомства! Ты знаешь, Франц еще говорил…
Через секунду я снова прижата мощным телом к матрасу, и ищущие губы закрывают мой рот поцелуем. Когда Антон отрывается от меня, улыбаюсь и тихо добавляю:
- Могу на эту тему процитировать и других классиков…
- Калерия, заткнись, — смеется Антон и снова целует меня.
Пожалуй, впервые я соглашусь с французом, целомудрие действительно переоценено.
Глава 13
Люди , одержимые любовью,
становятся слепы и глухи ко всему на свете,
кроме своей любви.
© Сомерсет Моэм
Вот уже двадцать минут стою, словно маньяк, и смотрю, как спит моя девочка. Моя! Не мог да и не хотел объяснить этой невообразимой тяги к ней. Она занимала все мысли, глубоко засев под кожу. У меня никогда не было нехватки в женском внимании. Красивые, длинноногие девицы вились вокруг, желая произвести впечатление и завладеть душой. Меня забавляли их попытки, я наслаждался их вниманием, но никогда не хотел большего. Не интересно, скучно, до тошноты предсказуемо! И вот в моей жизни появилась Калерия и перевернула все с ног на голову. Без нее я забывал дышать. Впервые в жизни я нуждался в человеке, как в воздухе. С одной стороны, это пугало, с другой, - придавало смысл.
Калерия была нежна и невинна, бесхитростна и манко притягательна. Она была моей! Сегодня ночью я ликовал. Она пришла! Сама! Ноль притворства и полный спектр эмоций. Она возмущалась, когда была не согласна. Кричала и требовала, когда я переходил границы. Была бесконечно нежна и щедра, когда получала удовольствие. А ее привычка цитировать сводила меня с ума и рождала желание закрыть ее рот поцелуем. Она была бесподобна, и я желал ее, как никого никогда в своей жизни. Эта ночь подарила надежду, что и Калерия испытывает подобные чувства ко мне. Мне хотелось так думать. Чувствовал, как откликалось ее тело на мои ласки. Как она прижималась ко мне, словно не хотела отпускать. Как все время пыталась касаться, словно не могла не делать этого.
Да, Яров, кажется, ты влип! Мужик, у тебя поехала крыша от малолетней пигалицы. Все это я твердил себе полночи, все утро и те двадцать минут, что стоял и смотрел, как Калерия спит. Она устала. Я был чертовым эгоистом и брал ее еще два раза. Когда на третий раз она вцепилась мне зубами в плечо, пуская кровь, я догадался, что это намек. Она была девственницей, и мне все время приходилось себе об этом напоминать.
Надеюсь, когда Калерия проснется, то не захочет разбить что-нибудь тяжелое о мою голову. Ей наверняка будет больно, и она захочет домой. Только она пока не догадывалась, что ее дом теперь - рядом со мной.
- Эй, привет, - слышу сонное бормотание и понимаю, что из-за своих мыслей не заметил ее пробуждение.
- Привет, - шепчу в ответ, но не двигаюсь с места, наблюдая за ней.
Калерия садится в постели и слегка морщится. Простынь съехала на талию, обнажая совершенную грудь и призывно торчащие соски. Лера не стесняется своей наготы, не прикрывается, стыдливо не отводит глаз. Она поднимает руки вверх и тянется всем телом, распрямляя позвоночник. Черт! Член шевелится в штанах, готовый снова пуститься в бой. Усилием воли отрываю взгляд от груди и смотрю на сонную мордашку.
Калерия вдруг ухмыляется каким-то своим мыслям и, склонив голову к плечу, спрашивает:
- Только не говори, что ты пожалел о вчерашней ночи и решил, что нам больше не по пути.
«Боже, как ты далека от моих истинных мыслей», - хочется сказать мне, но решаю не пугать ее и вслух отвечаю:
- Не дождешься.
- Тогда почему ты стоишь там такой серьезный и смотришь на меня?
- Жду, когда ты проснешься, - отвечаю с улыбкой и добавляю, - и решишь, казнить меня или помиловать.
Калерия призывно тянет руки, приглашая присоединиться к ней. Я подхожу и тут же падаю на кровать, увлекаемый нежными ручками.
- Конечно, помиловать, - бубнит Лера и подминает меня под себя, укладывается сверху и нежно целует место, куда укусила. - Как твое плечо?
Отчего-то мне кажется, что счастливей меня в данный момент никого на свете нет, и поэтому довольно отвечаю:
- В норме. Как твой цветочек?
Ночью я долго смеялся, когда Лера рассказала, что свою невинность называла девственным цветочком. И как ее подруга Ната подначивала расстаться с этим самым цветочком. Ну, с подругой мы еще разберемся!
- В норме, - отвечает Лера.
Догадываюсь, что ни в какой не в норме, но решаю подшутить. Провожу рукой по голой попке и тихонько сжимаю. Начинаю покусывать шею своей девочки и страстно шепчу в маленькое ушко: