- Вчера все из-за меня случилось. Я выбрал этот ресторан и… Вот.
- Антон, ты-то здесь причем? Не ты же готовил эту отраву, - я даже возмущаться реально начинаю. Придумал тоже. - А вообще, я говорила, что соус странный какой-то.
- Угу. Прикольный, - впервые Яров слабо улыбается.
- Точно, - отвечаю шепотом, смотрю в его глаза и тоже улыбаюсь, - он нас вчера и приколол.
Мы начинаем смеяться, но животы продолжают болеть, поэтому прихватив свою дозу медикаментов, с кислыми минами размыкаем объятия и садимся есть кашу.
О том, чтобы идти на работу, и речи быть не может, поэтому Антон звонит в офис и предлагает Нине Ивановне все срочные вопросы переводить на дом. Яров пытается работать с домашнего ноутбука, но периодически я вижу, как он бледнеет и судорожно начинает глушить Смекту. Сама я, конечно, тоже не в лучшей форме, но работать даже не пытаюсь. Все, что я делаю за целый день, так это пью, сплю и писаю. От того количества жидкости, что я сегодня выпила, напоминаю себе водяного с отваром ромашки вместо внутренностей.
Еще вижу, как расстраивается Антон из-за того, что вместо занятий любовью мы всю ночь провели в объятиях с унитазом. Он так старался. Ужин этот, ресторан. А вместо страстной, пылкой Леры ему досталась лохматая, потная баба с попеременными приступами рвоты и диареи. До кучи, которая чуть Богу душу не отдала, прямо на полу. Второй раз, между прочим. И все рядом с унитазом! Да, Калерия Калимерис, так низко ты еще не падала. Просто дно Марианской впадины, не иначе.
Как вспомню, что уже в лифте начала с себя одежду срывать и орать как сапожник, так и грех, и смех, и слезы. Ну ничего, отлежусь, а завтра приведу себя в порядок и пойду соблазнять своего Давида. А то он раскис совсем после свидания этого — необыкновенного. Как говорил Омар Хайям, упавший духом гибнет раньше срока. Нам это не подходит. Мы сильные, молодые, задорные. Эхей! Только болит все, как у пенсионеров, но и это поправимо.
Примерно к обеду Антон тоже сдался и, забросив все дела, прилег ко мне на кровать. В его взгляде, направленном на меня, я прочитала всю скорбь еврейского народа и не смогла не откликнуться. Подползла чуть ближе, ткнулась носом в его шею и нежно так, без всяких претензий на страсть, поцеловала. Мой мужчина встрепенулся и даже вроде бы ожил. Антон пододвинулся ближе и, обхватив меня обеими руками, чуть сильнее прижал к себе.
- Вчера я планировал заняться с тобой сексом во всех известных человечеству позах, - с тоской в голосе признается Антон и нежно проводит пальцами по моим губам. - Я даже хотел воспользоваться интернетом, чтобы подсмотреть что-то оригинальное.
Мне почему-то становится смешно от этих грустных признаний, и закинув ногу на его бедро, едва сдерживая смех, спрашиваю:
- Больше не планируешь?
- Планирую, - шепчет Антон и запускает руки в путешествие по моему телу.
Тянусь к нему и тут же получаю поцелуй. Сначала медленный и ленивый, затем более глубокий и проникновенный. Чувствую, как мое тело начинает просыпаться от дремы и посылает сигналы по нервным окончаниям. Запускаю руки в волосы Антона, сильнее прижимаю его голову к себе. Он толкается языком в мой рот, и я непроизвольно издаю тихий стон. Не хватает воздуха, сердце начинает махать в ускоренном режиме, когда Яров смыкает руки на попе. Он сжимает ее, мнет и громко стонет, когда вдавливается членом между моих ног. Раскрывает мои бедра, толкается. Мы лежим все еще на боку, а мне нестерпимо хочется почувствовать вес Антона на себе. Вжимаю ногти в его плечи и слегка тяну на себя. Яров считывает эти желания и, впившись пальцами в бедра еще сильнее, рывком переворачивает меня и опускается сверху.
От этого фортеля чувствую резкую боль в желудке и желчь, подступившую к горлу. Желание как рукой снимает. Распахиваю глаза и вижу зеленое лицо Ярова и испарину на лбу. Он медленно, без резких движений слезает с меня и так же медленно опускается на кровать рядом.
Лежим, как два зомби, боясь пошевелиться и этим ускорить процесс распада внутренних органов. Дышим тоже через раз, а говорить вообще не хочется. Заплакать — да, говорить — нет. Не спеша переворачиваюсь на бок лицом к Антону, и он делает то же самое.
- Завтра наверстаем, - с трудом ворочая языком, обещаю я.
- Конечно, - тут же соглашается Яров, а потом зло добавляет, - но повара все равно грохнем. А еще натравим на этот ресторан Василия Калугу. Он их так «отрекламирует», что даже бомжи будут эту забегаловку стороной обходить.
- Поддерживаю ваш план, Антон Петрович, - отвечаю уже привычно, за что получаю смачный поцелуй в лоб.
Дальше мы лежим в целомудренных объятиях друг друга, не делая резких движений. Пьем ромашку, смотрим фильмы. Яров тихим, умиротворенным голосом рассказывает, в каких позах он начнет меня завтра покорять, при этом тихонько перебирая мои волосы длинными пальцами. Слушаю, наслаждаюсь спокойным вечером и теплом любимого и ставшего таким родным Антона Ярова. Мы в гармонии. Как будто на одну волну настроены. Словно две части одного целого. Как Инь и Ян, как Одиссей и Пенелопа, как Фиона и Шрек, как плюс и минус на магните. Нас не сломить этими неприятностями. Завтра мы все наверстаем. Мы команда! Даааа!
Существует одно очень емкое изречение, о котором мы смертные постоянно забываем. Вуди Аллен его когда-то сформулировал так: "Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах". Это был наш случай. Все оставшееся время до сна мы строили планы и фантазировали о завтрашнем дне. Под действием лекарств наши желудки вроде бы успокоились, и мы сразу же решили, что это хороший знак. Ближе к вечеру у меня начались слабые головные боли, и поясницу как-то неприятно потягивало. Спихнув все на последствия неспокойной ночи, мы приняли душ и, крепко прижавшись друг к другу, решили лечь спать. Утро вечера мудренее. А нам так не терпелось начать новый день и воплотить наши планы в жизнь.
Глава 24
День сурка, твою мать.
Вчера я блеял и извинялся за сорванные планы,
сегодня Калерия. Идеальная пара!
© Антон Яров
Открываю глаза и, наконец, чувствую себя живым. Желудок не сводит спазмами, и тошнота не подступает к горлу. Господь любит меня! Поворачиваю голову на подушке и смотрю на свою лохматую, но такую прекрасную малышку Калерию.
Как оказалось, видеть ее рад не только я, но и мой младшенький. Член приподнимается от дремы и требовательно указывает направление, куда мне двигаться. Не смею ему возражать и препятствовать, поэтому запускаю руку под одеяло и нахожу обнаженную коленку. Лера лежит на животе, повернувшись ко мне мордашкой, обхватив руками подушку и поджав одно колено практически под подбородок. Уже представляю, как она там, под одеялом этим открыта для меня и перемещаю ладонь вверх по ноге. Лера что-то протестующе бормочет, но не просыпается. Ладно, не проблема. Разбужу ее горячим сексом и сокрушительным оргазмом.
Ладонь плавно перетекает с ноги на круглую попку, и чуть сжав нежную кожу руками, погружаю пальцы во влажную плоть. Лера необыкновенно влажная и горячая, и я слегка теряюсь. Может быть, ей сон эротический снится, поэтому она так возбуждена? Но это и к лучшему. Если в этом сне я, то возражений не имею. Только вот одеяло мешает, и свободной рукой неуклюже пытаюсь его скинуть, чтобы не только ощущать, но еще и лицезреть плоть моей возбужденной малышки. Я в охренительном предвкушении.
А дальше как в плохом анекдоте. Одеяло слетает, перевожу взгляд на бедра, которые только что с упоением ласкал, а Лера в этот же самый миг, распахивает ошалевшие глаза.
- Какого хре…? - шиплю и тупо зависаю при виде размазанной крови по ногам девушки. - Лера, тебе плохо?
У меня такой озноб по спине проходит, что от паники не соображаю, куда бежать. Она же не умирает? Я не позволю. Это все чертовы креветки с вонючим авокадо. Кто вообще эту хреновину выдумал. Не поймешь, то ли фрукт, то ли овощ. Все. Повар точно не жилец. Вскакиваю с кровати и ору нечеловеческим голосом: