Мазь первейшая — водица,
200 пена — лучшая примочка.
Бог был первый заклинатель,
Юмала был первый лекарь.
Из горы — воды начало,
в небе — пламени рожденье,
205 в ржавчине — исток железа,
в скалах гор — начало меди.
Кочка старше прочей суши,
ива старше всех деревьев,
первый дом — навес сосновый,
210 черепок — котла начало».
Вековечный Вяйнямёйнен
тут сказал слова такие:
«Помнишь ли еще хоть что-то
или вздор ты свой окончил?»
215 Молвил юный Йовкахайнен:
«Я еще немало знаю.
Времена такие помню,
как распахивал я море,
делал в море углубленья,
220 ямы вскапывал для рыбы,
углублял глубины моря,
наливал водой озера,
складывал в холмы каменья,
стаскивал утесы в горы.
225 Был шестым к тому ж героем,
был седьмым я человеком
среди тех, кто землю делал:
строил этот мир прекрасный,
кто опоры неба ставил,
230 свод небесный нес на место,
месяц поднимал на небо,
помогал поставить солнце,
кто Медведицу развесил,
звездами усыпал небо».
235 Молвил старый Вяйнямёйнен:
«Говоришь ты здесь неправду.
Не было тебя при этом,
как распахивали море,
вскапывали дно морское,
240 вырывали рыбам тони,
бездну моря углубляли,
воду в ламбушки вливали,
воздвигали гор вершины,
скалы складывали в горы.
245 О тебе совсем не знали,
не слыхали, не видали
среди тех, кто землю делал,
строил этот мир прекрасный,
кто опоры неба ставил,
250 нес на место свод небесный,
месяц поднимал на небо,
помогал поставить солнце,
кто Медведицу развесил,
звездами усыпал небо».
255 Вот тогда-то Йовкахайнен
вымолвил слова такие:
«Коль познаний маловато,
призову свой меч на помощь.
Ой ты, старый Вяйнямёйнен,
260 ты, хвастливый песнопевец,
что ж, давай мечи померим,
на длину клинков посмотрим».
Молвил старый Вяйнямёйнен:
«Не страшны твои угрозы,
265 ни мечи твои, ни знанья,
ни стремленья, ни хотенья.
Только все-таки, но все же
ни за что с тобой не стану
измерять мечей, несчастный,
270 на клинки смотреть, ничтожный».
Тут уж юный Йовкахайнен
рот скривил, набычил шею,
злобно бороду подергал,
вымолвил слова такие:
275 «Я того, кто не согласен,
кто мечей не хочет мерить,
превращу в свинью заклятьем,
в борова с поганым рылом.
Расшвыряю всех героев,
280 тех налево, тех направо,
загоню в навоз коровий,
втисну в самый угол хлева!»
Прогневился Вяйнямёйнен,
прогневился, застыдился,
285 сам тогда он петь принялся,
начал заклинать искусно.
Это был не детский лепет,
детский лепет, бабьи песни,
это были песни мужа.
290 Дети не поют такого,
юноши — лишь половина,
женихи — лишь каждый третий
на исходе этой жизни
в убывающее время.
295 Пел заклятья Вяйнямёйнен:
колыхались воды, земли,
горы медные дрожали,
лопались от пенья скалы,
надвое рвались утесы,
300 камни трещины давали.
Одолел лапландца песней:
на дугу напел побеги,
на хомут — кустарник ивы,
на концы гужей — ракиту,
305 сани с бортом золоченым
сделал в озере корягой,
кнут с жемчужными узлами
превратил в тростник прибрежный,
обратил коня гнедого
310 в глыбу камня у порога,
в молнию — клинок героя
с золотою рукояткой,
самострел с узором тонким —
в радугу над водной гладью,
315 стрелы с ярким опереньем —
в стаю ястребов летящих,
вислоухую собаку —
в камень, из земли торчащий,
шапку с головы героя —
320 в грозовую тучу в небе.
Превратил он рукавицы
в листья лилий на озерке,
обратил зипун суконный
в облако на синем небе,
325 кушачок его туманный —
в Млечный Путь на небосводе.
Йовкахайнен сам был загнан
аж до пояса в болото,
до груди — в сырую пожню,
330 до подмышек — в грунт песчаный.