В 1915 году «Калевалу» для юношества изложил в прозе, вкрапливая в текст отдельные стихотворные строки, поэт Николай Асеев. Пользовался он при этом размером, близким русским былинам.
Переводчиком полной «Калевалы» мог стать С. Маршак, который для пробы перевел три больших фрагмента из поэмы «Калевала»: «Рождение Кантеле», «Золотая дева», «Айно». Отдельные места его переводов звучат адекватно оригиналу и удивительно просто:
(Песнь 4, 509–514)
Однако переводческие пробы поэта-мастера не устроили О. В. Куусинена, известного государственного и общественного деятеля, по заданию которого эти пробы выполнялись. О. В. Куусинен искал переводчиков для так называемой сокращенной композиции «Калевалы», им самим и подготовленной. Переводчики этой композиции оказались в плену данного принципа: поэма превратилась в сборник мифологических, эпических, лирических, охотничьих, пастушьих песен. Перевод получился разностильным, в нем появилось много новых ошибок. Слог «Калевалы» то нарочито заземлялся, то перегружался поэтизмами и красивостями, а подчас становился просто пародией на великое произведение: «Муж в кольчуге будет крепче в рубашонке из железа», «ходят грабли вдоль теченья, рыщут поперек потока», «волк доярку опрокинул, на нее медведь свалился», «где бы мне найти погибель, где, проклятому, издохнуть», «острие на грудь наводит, падает на меч с размаху», «выбери скалу такую, чтоб качались в небе сосны». Очень много в переводе неблагозвучных строк: «Мал, чтоб быть о битве вестью, но велик, чтоб быть рыбацким», «некому обнять пришельца, никого, кто б подал руку» и т. д.
Надо сказать, что любой русский переводчик «Калевалы» вступает в соревнование прежде всего с переводом Бельского. Да и у читателей сложилось впечатление о «Калевале» по этому переводу. Между тем реальная «Калевала» не во всем совпадает с представлениями Бельского. Он переводил ее как «финскую народную эпопею» героического характера, поэтому и принято у нас в России говорить о «Калевале» как о героическом эпосе. На самом же деле это далеко не так. Огромное количество строк, взятых Лённротом из лирической и заклинательной поэзии, заметно изменяли тональность произведения. Эпическое и лирическое в нем органически слилось.
Авторами нового русского перевода «Капевалы» двигало прежде всего желание дать более близкий к оригиналу перевод. За десятки лет существования «Калеваны» ученые уточнили многие неясные места в ней, особенно касающиеся ее фольклорного и этнографического содержания, мифологических мотивов. А главное, стало досконально известно, как рождалась «Калевала» под рукой Элиаса Лённрота.
Бельский, изучавший финский язык только попутно с работой над переводом, многого не зналда и не мог знать. Иногдапросто непонимал, о чем идет речь воригинале. Дева Похьи, сидящая на радуге, говорит у Бельского Вяйнямёйнену:
(Песнь 8, 108–110)
«Калевана», герои которой ездят в Похьелу за невестами, насыщена этой поэзией трудных заданий. Но что же трудного в том, чтобы обточить камень? В новом переводе это место, надеемся, передано адекватно: «За тебя, быть может, выйду, коль сдерешь ты с камня лыко, изо льда жердей наколешь».
Авторы нового перевода стремились точно передать этнографические детали, названия предметов материальной культуры. Ведь зачастую неверно воспроизведенная деталь искажала общую картину события, деяния. Предлагаем для сравнения два фрагмента переводов 5-й песни (строки 45–52):
(Перевод Л. Бельского)