Кифовер Джон
Кали
Джон Кифовер
КАЛИ
пер. Н.Куликовой
Я знаю, когда начался этот кошмар, и почему. Я знаю его прошлое и настоящее. Знаю и то, что ждет меня завтра. И конца этому не будет.
Я уже смирился с этой мыслью, склонил перед ней голову. Этот крест мне суждено нести до самой своей смерти.
Но я не могу, и, наверное, никогда не смогу смириться с неестественностью происходящего. Вид крови создает у меня ощущение тепла, острие хорошо наточенного и многократно испытанного в деле ножа приносит облегчение, смерть кажется такой приятной.
А весь ужаc заключается в том, что кошмарные вещи делают меня счастливым.
Все так странно, так чудовищно странно: я, всегда испытывавший отвращение при виде крови; я, всегда так любивший животных; я, добрый человек, работавший школьным учителем. И вот кем я стал. Готов поклясться. И все жe в течение нескольких последних недель, а может и месяцев время давно утеряло для меня свое былое значение, - я пришел к мысли, что в основе моего кошмара, если, конечно, очистить его от оккультизма и мистических индуистских наслоений, лежит самая обыкновенная жестокость.
Ну и, конечно, та девушка. Женщина, спокойное, могущественное создание, загадочная, смуглолицая индуска с масляными глазами. Она появилась подобно цветку, возросшему на бедной, чахлой почве нищеты, и ввергла меня в мир ужаса, зверства и крови. Так что свой кошмар я во многом считаю его даром.
Пожалуй, как только она сказала мне, что ее зовут Кали, я должен был что-то заподозрить или хотя бы испытать определенную нерешительность. Я знал, Кали у индусов является богиней смерти и разрушения, но одновременно и материнства. Однако в тот момент я был настолько очарован ее красотой и кротостью - да-да, именно кротостью, - что не стал утруждать себя размышлениями по поводу смысла ее имени и лишь наслаждался его благородным, почти музыкальным звучанием.
Кали я повстречал в Калькутте в жаркое летнее утро.
Было это примерно два месяца назад. Обычный школьный учитель из Сан-Франциско, я много месяцев скапливал деньги, чтобы провести свой отпуск в Индии. Меня с детства привлекали к себе мистицизм, античность, религия и спокойная, на первый взгляд малоподвижная энергия индусов, так что я задался целью посетить эту страну. В Калькутту я прилетел поздним июньским вечером, и уже на следующее утро повстречал Кали - она стояла у дверей государственного туристического агентства, располагавшегося на старой Корт-хауз стрит.
Я почему-то сразу же почувствовал, чем занимается эта девушка. По сути дела, она была саым обычным экскурсоводом-любителем, работавшим без лицензии и старавшимся подцепить клиента еще до того, как он вступит под воды правительственного учреждения. Разумеется, меня уже тогда могло бы насторожить, что официально она никем не числилась, однако, повторяю, она была так прекрасна в своем ослепительно-ярком сари. Черные как смоль волосы, поблескивающие зубы, глаза, излучающие мерцание теплых озер. Короче говоря, она была красивой молодой женщиной, а я молодым мужчиной, весьма изголодавшимся- холостяком, вполне симпатичным и достаточно интеллигентным, чтобы демонстрировать некоторую разборчивость.
Своей улыбчивой фразой "Доброе утро, сэр", она буквально пригвоздила меня к месту, после чего спросила:
- Не могу ли я показать вам Калькутту?
Ее правильное английское произношение странным образом сочеталось с индийской национальной одеждой.
- Почему бы и нет? - с легкостью ответил я и тоже улыбнулся. Она понравилась мае сразу - на мою же беду.
Довольно быстро мы прошлись по всем пунктам программы осмотра городских достопримечательностей и, надо сказать, она просто мастерски обращала мое внимание на заслуживавшие особого внимания детали.
- Я тоже небогата, - проговорила она со смехом, который взорвался во мне фонтаном брызг шампанского, и именно в.этот момент, да, в тот самый момент между нами возникло взаимопонимание, эмпатия, словно электрическая цепь замкнулась - назовите это как вам будет угодно. Это было нечто, возникавшее во все времена и у всех народов между мужчинои женщиной, когда его или ее ключи точно подходят к замку партнера. Мне захотелось прикоснуться к ней.
Постепенно ее профессионализм, столь поразивший меня в начале нашей экскурсии, начал угасать - и именно тогда у меня появилось желание посетить храм Кали. Оглядываясь назад - а я помногу раз мысленно возвращался к тем дням, перебирая в мозгу каждую мельчайшую деталь нашей первой встречи и последовавших за этим перемен во мне, - я вспоминаю, что из всех туристских достопримечательностей, которые упоминала девушка, лишь одно название она повторяла по нескольку раз, явно уделяя ему не только больше внимания, чем всем остальным, но и выказывая гораздо большее почтение. Это был храм Кали. Нетрудно было догадаться, что в ее сердце он занимал самое почетное место. Да, теперь я понимаю, к сожалению, слишком поздно, что ей самой очень хотелось сходить туда вместе со мной.
И когда я согласился - отчасти чтобы доставить ей радость, а отчасти и потому, что я много читал об этом святилище, где в присутствии посетителей совершается процедура умерщвления жертвенного козла, - мне сразу же бросилось в глаза, как расцвело, оживилось ее и без того прекрасное лицо, с которого слетели последние остатки профессиональной сдержанности. Одним словом, весело болтая, мы отправились в храм Кали.
Если бы у меня тогда оставались хотя бы жалкие крупицы моей осторожности (а следует признать, что до встречи с Кали я всегда считал себя человеком, руководствующимся скорее рассудком, нежели зовом эмоций), то я бы уже тогда проявил определенные колебания, прежде чем отправился в подобное путешествие. Тому было несколько причин, хотя вполне достаточно и одной: приставание индийской женщины к незнакомому мужчине, да к тому же иностранцу, пусть даже по каким-то деловым вопросам, считалось в этой стране явно ненормальным и даже подозрительным. Я также практически оставил без внимания предостерегающий жест служащего туристского бюро, когда он, глядя на меня и Кали, медленно покачал головой - а ведь я заметил его движение, но попросту отмахнулся от него.
Сейчас я уже не помню названия улицы, на которой стоит этот храм, хотя месторасположение его никакого значения не имеет. Помню только то, что это было на некотором удалении от Дэлхаузи-сквер, являющейся своеобразным нервным центром Калькутты; кроме того в памяти остались несколько бесцельно бродивших по грязным, узким улицам священных коров, бесчисленные скрипучие повозки, белые чалмы на головах мужчин и одетые в сари женщины. Перед входом в храм расположилась целая толпы одетых в лохмотья, ободранных попрошаек, и я обратил внимание, сколь разителен был контраст между всей этой нищетой и стоявшим прямо по центру ее храмом - сияющим, украшенным резными орнаментами зданием, стены которого были украшены сверкающими кусочками позолоченного и посеребренного стекла. Когда все это отребье увидело выходящего из такси иностранца, то есть меня, они тут же бросились вперед и обступили меня со всех сторон. Однако, заметил Кали, тут же отпрянули назад, опустили глаза и, как мне показалось, даже испугались. Меня это поразило. Она ничего им не сделала, не сказала ни слова, не изменилось даже выражение ее лица. Похоже, нищих испугало само ее присутствие. Тогда это произвело на меня сильное впечатление, но позже уже сейчас - я проклинаю себя за то, что не распознал в ней носителя зла. Нищие распознали, но это было и естественно - они знали ее, а я не знал.
Снова и снова оглядываясь на минувшие события, я понимаю, что в те минуты даже почти ни о чем не думал, наблюдая повсюду, как собравшиеся внутри сверкающего храма верующие демонстрируют по отношению к этой молодой женщине благоговейное почтение, смешанное со страхом. Когда вся эта бедная публика расступалась перед ней, быстро отводя взгляды и образовывая живой коридор в толпе, я подумал, что причиной тому является весьма простое обстоятельство: экскурсовод привела в храм богатого иностранца. Молящиеся быстро клали перед статуей богини купленные тут же у входа в храм гирлянды цветов, и уходили, в результате чего довольно скоро мы остались почти в полном одиночестве. Именно тогда я впервые заметил выражение лица моей спутницы при виде божественной скульптуры, обратил внимание на его преданное, подчеркнуто напряженное выражение, благодаря которому она и сама стала чем-то походить на богиню. Да, пожалуй именно тогда меня впервые посетила мысль о том, что было в моей спутнице что-то необычное, чувствовалась в ней какая-то противоестественная неловкость.