Большое распятие на стене погрузилось в зловещую тень.
— Эй, хромой пес, чертов ризничий! Вот свалилась бы на твою козлиную голову балка, ты тогда бы, знаю, сразу проснулся…
— Нет, нет, не могу я этого сделать, господа кавалеры. Бог на меня разгневается. Господам все равно, а бедняку хоть на том свете блаженства дождаться.
— Не трогайте его, не надо забирать у него ключи, да и грех это, в самом деле. Поглядите: ночь прекрасна, зима удивительна. На соборе — до черта карнизов, арок, всяких розеток. Есть за что уцепиться. Эти франкские церкви сам Господь создал, чтобы на них влезать…
— А народ-то, народ — ишь, высунуться не смеет из своих дыр. Слышит, небось, шум на улице, ха-ха-ха! Кто это там веселится рождественской ночью? Поди, антихристы, ха-ха-ха!.. До чего хорошо на улице, воздух — слаще вина: студеный, успокаивающий…
— Ох, братцы, священник-то — спит ли?
— Злой дух в вас вселился, — повторял патер Люценций.
— Ты же пьян, милый мой, а окна — так высоко. С первого же карниза стащит тебя нечистая сила, сломаешь шею себе ни за что ни про что.
— Да он нынче почти и не пил.
— Гимнаста лучше его не было при дворе князя. Помните, штурмовали Зару: он взобрался на стену замка.
— Хочу увидеть Марию. Посмотреть, какова она. Такая же, как рисуют?
— Как ты взберешься? Как попадешь в собор? Как вернешься обратно?
— Бога бы вспомнили, ваша милость. Зачем же Бога-то зря искушать?
— Квинт Курий… или Курций… или Сестерций… черт бы побрал его имя… подглядывал, как женщины жертвоприношение совершают, и его поразил гром небесный. Я сам читал в истории римлян.
— Эту латинскую религию дьявол придумал. Только я и дьявола не боюсь. Иисус сделал святым Антония, который его пожелал увидеть своими глазами. Не отступлюсь, пока не увижу святую Девственницу.
— Он всегда такой был. Сумасшедший, — сказал рыцарь с большими усами.
— Но про Антония — чистая правда, — пробормотал Люценций. — Матерь Божия, помоги ему. На него Дух Святой снизошел…
Девки бросили на скамью возле дома ризничего теплые шерстяные платки и уселись на них. «И ни капли не холодно, — повторяли они. — Просто прелесть, какое веселое Рождество. Хоть и без снега…» Какой-то пьяный улегся на землю возле забора.
— Этот собор — как Вавилонская башня. Не влезай, не искушай Бога!
— Бог — со мной. Какое чистое небо!
Пальцы коченели, когда он цеплялся за мраморные розетки и шпили. Наконец он стоял на первом карнизе.
— Бим! Бам! — прогремели куранты над головой. Случалось ему взбираться и выше, но сейчас голова у него кружилась. Немудрено. А, ерунда.
Он огляделся. Окна в домах уже были повсюду темны. Вдали на холме он увидел свой замок. Внизу, на площади, люди… Господи! Люди!
До всего этого ему никакого дела. Внутри, за стеной, он ощущал совсем иной мир.
Ярко светила луна, в желтый цвет крася камни.
Выступы были удобны, как лестница. Карнизы почти доставали один другой. Он мог цепляться за арочные изгибы. Мог вставлять носки сапог в щели розеток. Опираться на маленькие обелиски из камня.
Иногда он присаживался на верхушки полуколонн. Проходил по плоскому срезу конька. Вытянувшись во весь рост и цепляясь за выступы, перебирался от карниза к карнизу. Ему совсем не было страшно. Он спокойно молился над пропастью, на крутом краю какого-нибудь контрфорса.
Луна заткала его паутиной желтых лучей. Издали он казался, наверное, каким-то живым украшением, вроде ящерицы на стене. Словно серна, живущая на соборе, он ничего не боялся.
Удивительно, каким большим здесь выглядит то, что снизу видится крохотным. Филигранные завитушки оказывались громоздкими колоссами.
Еще рывок, и он достанет окно. О, здесь надо быть осторожным. Карниз так узок, что нога на нем едва умещается. В окне — толстое цветное стекло. Открыта в нем, для проветривания, только крохотная форточка. В нее ему не протиснуться… В окне толстое цветное стекло.
На стекле — Святая Елизавета с букетом роз. Отсюда, снаружи, четкие контуры выглядели расплывчатыми, нерезкими. Артур с трудом держался на узеньком выступе.
Боевой топорик был всегда у него на поясе. Держась одной рукой, другой он достал топор. Замерзшие пальцы не слушались. Он пошатнулся. Пришлось и другой рукой ухватиться за камень. Топор полетел вниз.
С громким стуком топор упал на карниз под окном. Звонкое эхо метнулось над площадью.
Артур вернулся за топором. Вниз он уже не смотрел. Осторожно взобрался обратно. Он был совершенно трезв, действовал обдуманно и расчетливо.