Однажды утром раздалась глухая орудийная пальба, продолжалась она и на второй, и на третий день, и на следующий; в кочегарку эти звуки не проникали, но тех, кто находился на средней палубе, иногда заставляли настораживаться.
— А, это еще далеко! — говорил Том. Капитан кричал в рупор непривычные приказы, всю команду словно лихорадило. Джонни и боялся и в то же время успокаивал себя: это ведь произойдет быстро, ничего и не успеешь почувствовать, — а впрочем, надо работать изо всех сил, опасность же еще далеко, и вообще, на все воля божья.
Однако на пятый день снаряды внезапно стали рваться так близко, что корабль заплясал на волнах. Джонни в это время стоял с лопатой у топки.
— Смотри-ка ты, — буркнул он с показным хладнокровием, — чуть не зацепили!
И в тот же миг — шла вторая минута — его так шваркнуло о стенку, что уголь просыпался с лопаты: ужасный взрыв раздался совсем рядом с кораблем.
— Хорошо хоть не в топку упал! — сказал Том. — А то подпекся б ты, братец, изрядно.
И все загоготали:
— Жаркое бы из тебя получилось — будь здоров!
Не оставалось сомнений — корабль попал на линию неприятельского огня. Его орудия открыли ответный огонь, и при каждом залпе, раздававшемся с палубы, все это бронированное сооружение содрогалось, как чихающий великан. Снаряды противника вздымали вокруг корабля громадные буруны. Русалки уплыли далеко от него: они не любят сражений. Они плещутся в тихих спокойных водах или от души резвятся в бурю, когда гневается небесный владыка. Им нравятся бури, пугают их только безжалостные человеческие орудия.
Залпы следовали один за другим, и корабль кидало из стороны в сторону. На голой, почерневшей от сажи груди Джонни болтался в сумасшедшем танце грязный медальон. До медальона ли сейчас? Все работали, и казалось, никому и в голову не приходит мысль: а что, если снаряд угодит в котел?
— Нас тут разорвет на куски, — сказал Том, не мудрствуя лукаво.
Но его тут же высмеяли:
— Какие куски? Костей не соберешь!
И тем временем продолжали работу.
— Полный вперед! — раздался приказ из переговорной трубы. Они уже не разговаривали. Мышцы напрягались до предела, дыбились на лопатах огромные кучи угля, шипел в топке огонь, поглощая все новые и новые порции горючего. Упруго и нервно метались взад-вперед стальные рычаги, и все машинное отделение содрогалось, будто огромное сердце в минуту смертельной опасности.
— Полный вперед!
Корабль несся, как безумец, качался, как пьяница, и плевался железом; кочегары не слышали уже даже собственных слов. У Джонни кружилась голова, болела рука, которую он обжег, ударившись о горячую железную стену. Котлы готовы были взорваться, жара и грохот становились невыносимыми.
В коридоре раздались торопливые шаги, один за другим защелкнулись какие-то большие замки, и послышался металлический лязг задраек, который можно было различить в любом шуме.
Кочегары молча глядели друг на друга. «Ну вот нас и заперли, — думал каждый из них, — теперь только бы пережить все это!» У Джонни нестерпимо болела рука, когда ее обдавало жаром горячих углей, и он старался побыстрей отдергивать лопату от топки, но надо было работать, работать непрестанно. В этой суматошной спешке кто-то из работавших рядом задел его острой лопатой по обожженной руке. Из нарыва, смешиваясь с сажей, потек гной, белая пленка пузыря повисла лохмотьями. Джонни глядел на руку, и постепенно до его сознания доходило, что шум вокруг становится все глуше, вспыхивали только отдельные отзвуки, а выстрелы доносились будто из погреба… или из-под воды… Внезапно он очнулся. Из переговорной трубы слышались резкие отрывистые фразы, смысл которых он не совсем понимал, какие-то понукания, энергичные команды… а рядом раздался голос Тома:
— Черт бы их всех побрал! Амба!
Джонни понял, что спасения нет. С палубы доносились хриплые выкрики, топот, гвалт, кочегары — бледные, с полупустыми лопатами, — заметались, как испуганные крысы, а переговорная труба изрыгнула последнее грозное предупреждение:
— Топить, топить котлы, собаки, не то все там сдохнете!
Машины чуть не разрывали корабль, однако теперь их шум был гулок и не столь отчетлив. Раздался приглушенный взрыв, корабль накренился, и сверху вдруг донеслись голоса, плеск, удары весел о воду, так что Джонни невольно поднял голову, взглянув на зияющее высоко над ним маленькое круглое отверстие иллюминатора, откуда ему на шею вдруг хлынул холодный душ. Том, лучше всех сохранявший присутствие духа, с большим усилием дотянулся лопатой до иллюминатора, закрыл его и запер на задвижку; теперь за стеклом виднелась только вода, бурливая и тусклая, а наверху, над водой скользили, дробясь в переливах волн, какие-то коричневые пятна, похожие на днища уплывающих шлюпок…