…Иван лежал в шалаше на мягких звериных шкурах, покрытый тёплым одеялом до самого подбородка.
Заслышав за стенами шалаша чьи-то голоса, Иван медленно открыл глаза, осмотрелся, пытаясь понять, где он сейчас находится и что с ним происходит.
— Где я? — слабым голосом произнёс Иван.
Из тёмного угла огромного шалаша появилась женщина в широкой и длинной накидке. Она наклонилась над очнувшимся Иваном.
— Где я? — снова сказал Иван.
Ничего не ответив, женщина бесшумно вышла из шалаша, а через некоторое время вернулась с невысоким мужчиной. Иван лежал на самой земле и мужчина-индеец присел на корточки рядом. Круглое скуластое лицо склонилось над больным рудознадцем.
— Проснулся? Хорошо, — довольным, каким-то даже радостным голосом проговорил мужчина-колош и спросил:
— Ты русский?
— Русский, — кивнул Иван.
— Из крепости на Ситхе?
— Да.
— На охоту сюда ходил?
— Нет. Мы рудознатцы. Искали глину для кирпичей, руду железную и медную — что попадёт.
— Как звать тебя? — продолжал спрашивать индеец.
— Иваном.
— А я Нанкок, — ткнул пальцем себя в грудь туземец. — Ты — Иван, я — Нанкок. Понимаешь?
— Понял, понял, — заулыбался Иван.
— Ты не бойся, — сказал Нанкок. — Тебя здесь никто не тронет. Ты мой гость. А ещё зови меня Николай. Я крещёный. Ваш отец Никодим у нас многих крестил, и меня так назвал — Николай.
— Стало быть, ты Никола.
— Да, да… Никола, — кивнул головой туземец.
— Как я у тебя очутился, Никола?
— Тебя моя собака нашла. Ты на земле лежал. Собака почуяла. Ты не помнишь?
— Ничего не помню. И давно я тут лежу?
— Вчера весь день и еще ночь.
— А ныне что?
— Теперь день.
— Ты и в крепости нашей бываешь?
— Бываю, как не бываю. Торговать ходим к вам. Ты — мне, я — тебе. Хорошо. Только днём туда можно. На ночь нам оставаться у вас нельзя. Ваш правитель строгий. Шибко строгий.
— А ты меня туда отвезёшь, Никола? Мне домой в крепость надо. Я в долгу не останусь.
— Отвезу, как не отвезу. Только тебе туда ещё рано. Лежать надо.
— Меня дома ждут, Никола… А, может, уже и ждать перестали. У меня дома мука есть и табак. Одеяло ещё есть.
На лице Нанкока появилось оживление, но он сдержал себя.
— Лежать надо, говорю. Ты слаб, сил мало, дорога трудна. Как тебя такого везти. Нет, пока нет. Ждать надо.
Нанкок встал во весь рост, откинул завесь входа и что-то выкрикнул на улицу. Тут же в шалаше вновь появилась женщина, сидевшая недавно у изголовья Ивана. Нанкок что-то сказал ей и сиделка, взяв в руки деревянную чашу с каким-то питьём, поднесла её к болящему.
— Пей, Иван, — сказал Нанкок. — Это отвар наших трав. Он даст тебе силы. Пей. Потом она тебя накормит, а я вечером опять приду.
Иван недоверчиво посмотрел сперва на женщину, потом на поднесённую к его губам чашу.
Сиделка, поддерживая и приподнимая голову Ивана, чуть наклонила чашу с отваром. Иван глотнул, сморщился и отвернулся, но женщина не отстала и молча заставила его пить ещё и ещё…
После выпитого травяного настоя Иван уснул, а когда открыл глаза, то опять увидел всё тот же шалаш и себя, лежащего на звериных шкурах. Он и не заметил, как в шалаш вошёл Нанкок, вновь присевший рядом.
— Ну что, Иван, проснулся? — спросил Нанкок.
— Да я всё сплю и сплю. Со мной такого никогда не бывало.
— Тебя отваром не зря поили. Вот и спишь. Во сне к тебе силы возвращаются. Скоро совсем здоровым будешь.
— Когда в крепость поедем, Никола? Домой дюже охота. Мочи нет, — чуть ли не простнал Иван.
— Потерпи ещё немного, — успокоил его Нанкок. — Завтра солнце взойдёт — мы и поедем в твою крепость.
— Завтра!? — обрадовано воскликнул Иван. — Эх, целую ночь ждать.
— Лежи, — сказал Нанкок. — Ты ещё не совсем здоров… А ночь, что ночь — скучать не будешь.
Нанкок встал и, высунув голову из шалаша, что-то опять по-своему крикнул. Тотчас же в шалаше появилась женщина в накидке из одеяла. Она была лицом намного моложе той, что поила и кормила Ивана все эти дни.
— Вот, Иван… Дарю тебе на всю ночь эту женщину, — с улыбкой произнёс Нанкок. — Она лечить тебя будет. Тебе хорошо будет. Совсем выздоровеешь.
— Да… — не зная, что сказать, Иван глядел то на женщину, то на Нанкока. — У меня дома… Мне не надо, Никола.
— Э-э-э, я знаю, Иван. У вас в крепости на баб голод… Бери её, бери. Это моя жена… Ты не думай, у меня ещё есть. Зовут её Панниояк… Она твоя на всю ночь.