Затемнение.
Гостиная утопает в цветах. Ранний апрель, пять часов дня. В обеих комнатах подняты жалюзи. Все залито солнечным светом. В гостиной СИДНЕЙ НИКОЛЬС, англичанин, ему около сорока. Он в смокинге, потягивает джин с тоником, читая «Дэйли вэрайети». Смотрит на часы, нервно начинает барабанить по ручке кресла. Из ванной комнаты выходит ДИАНА НИКОЛЬС, закрепляя в ушах серьги. ДИАНА тоже англичанка. На ней длинное до полу вечернее шифоновое платье, очевидно очень дорогое. Она подходит к большому зеркалу.
Диана. Сидней, это все. Я готова. Только взгляну на себя в зеркало. (Замечает, что на левом плече ткань пузырится). Сидней, катастрофа! Сущая катастрофа!.. На шифоне вырос горб, почти величиной с «Титаник». О, Боже, что сотворил модельер?
Сидней (снова смотрит на часы). Отчего так долго нет машины?
Диана. Либо слишком мало шифона, либо слишком много моей плоти… Сидней, сейчас я нагнусь налево… Надеюсь, что это неровный пол… Сидней, подойди и посмотри — но только осторожно.
СИДНЕЙ встает, направляется в спальню.
Сидней. Уже больше пяти. Мы должны были выехать десять минут назад. (Останавливается в дверях, смотрит на нее).
Диана. Ну как?
Сидней. Сколько оно стоило?
Диана. Нисколько, за все заплатил Джо Левин.
Сидней. Тогда оно мне нравится.
Диана. Это чёртово платье тебе не нравится. У тебя ведь хороший вкус. (Продолжает смотреться в зеркало). Сидней, что они со мной сделали? На левом плече ярко выраженный горб! Платье стоит не менее семисот долларов, а я выгляжу в нем как Ричард Третий. Ты видишь горб, Сидней?
Сидней. Разве это не твой родной горб?
Диана. Не шути со мной. Мне выступать по национальному телевидению.
Сидней. Никаких горбов нет. По крайней мере в данный час не вижу никаких горбов. (Подносит стакан к губам).
Диана. Пузырится с левой стороны. Разве ты не видишь, что материя топорщится?
Сидней. Ты вынула папиросные прокладки?
Диана. Мне надо было бы надеть что-то попроще… Мой черный брючный костюм… Почему я не надела свой черный брючный костюм?
Сидней. Потому что его надел я.
Диана. Нам не надо было приезжать сюда. Я никогда не знаю, что надевать в этой идиотской стране! В Англии все так просто. Надо только надеть что-нибудь теплое. Сидней, почему мы сюда приехали?
Сидней. Потому что нам это ничего не стоило, моя дорогая.
Диана. А вот Гленда Джонсон никогда не ездит в Калифорнию, хотя она каждый год получает приглашение. Ведь мы тоже могли бы остаться в Лондоне и подождать звонка из Голливуда. А награду за меня мог бы принять Майкл Кэйн. Майкл очарователен и остроумен. И тогда никто не заметил бы моего горба.
Сидней. Дорогая, извлеки из него пользу. Люди увидят твой недостаток, пожалеют тебя, и ты получишь награду.
Диана. А что если ты положишь руку на мое плечо? (Показывает). И будешь все время держать ее в таком положении? А если они объявят мое имя, мы вместе взойдем на сцену, твоя рука меня обнимает, и люди подумают, что мы все еще безумно любим друг друга через двенадцать лет после свадьбы.
Сидней. О, действительно — двенадцать лет. Совсем забыл…
Диана. Сколько стаканов джина с тоником ты уже выпил?
Сидней. Три джина и один тоник.
Диана. Придется выпить еще несколько тоников. Мы должны произвести сегодня хорошее впечатление и не ударить лицом в грязь, понимаешь? (Взбивает волосы). Что у меня с волосами? Похоже, будто я разглаживала их полотенцем.
Сидней. Когда ты играла королеву Елизавету, ты выглядела как поганка и никогда не жаловалась.
Диана. Одно дело сцена, другое дело — жизнь. А в жизни я хочу быть красивой… О, мои волосы! Что за странный цвет?.. Я просила девицу в салоне только ополоснуть их, а она добавила краситель.
Сидней. Значит я должен идти, прикрывая рукой твою голову?
Диана. Не смешно, Сидней! Это чистый абсурд. У тебя абсурдное чувство юмора.
Сидней. С людьми абсурдного менталитета это часто бывает.
Диана. О, Боже, как я ненавижу такие платья! Но почему-то я чувствую себя в них более свободно, чем любая другая женщина. Впрочем, я также была бы абсолютно счастлива в платье Гедды Габблер.