Тогда Том наклонил голову, обхватил меня за пояс, и мы побрели дальше. Казалось, мы шли целую вечность. Раз я поднял глаза и увидел море, такое же зеленое, как лес, серые кучевые облака над ним, белые барашки, сколько хватает глаз, так что оно было уже не просто зеленое, а бело-зеленое. Потом я снова опустил голову.
Наконец Том сказал:
– А вот и моя гора. Почти дошли.
– Хорошо.
Мы снова вошли в лес и перевалили через гребень. Мимо Бетонной бухты, на автостраду. Снова пошел снег – и вытянутой руки не видать. Деревья, словно призраки, возникали из белой круговерти. Я хотел прибавить шагу, но ноги не слушались, и я то и дело спотыкался. Если б не старик, все время бы падал.
– Идем ко мне, – сказал я. – До твоего дома нам не дойти.
– Конечно. Отец небось ждет.
Даже наша долина, казалось, вытянулась, и мы одолели ее не враз. Вот наконец и большие эвкалипты у дома. Никогда я так не радовался виду нашей развалюхи. Мы заколотили в дверь – мокрый снег посыпался с крыши – и ворвались внутрь, словно сто лет не были дома. Отец спал. Он удивленно хлопнул меня по плечу и потянул себя за ус.
– Ну и видок у тебя, – сказал он, – одежу-то куда дел?
Мы с Томом рассмеялись и принялись говорить. Я поставил ноги прямо на печку. Том говорил быстро, как Дженнингс, и через слово смеялся. Я пошарил на полке и бросил ему полбуханки хлеба, оставив ломоть себе.
– Еще что-нибудь есть? – спросил Том набитым ртом.
Отец достал вяленого мяса, мы навернули и его. Мы съели в доме все до последней крошки и раскочегарили печку, как она не горела с маминой смерти. Говорили без умолку.
– Я не знал, что скажу тебе, – повторял Том. – Думал, все, утонул парнишка!
Отец смотрел на него большими глазами. Я взял умывальное ведро и обтерся тряпкой, вымывая песок из подмышек и из паха. Ноги жгло, как огнем. Мы вдвоем рассказывали мою историю и совсем сбили отца с толку. Наконец мы оба враз замолчали.
– Похоже, вы весело провели время, – сказал отец.
– Да, – ответил Том и громко, почти истерически захохотал. Дожевал последний кусок хлеба, кивнул, проглотил. – Это было что-то.
Часть третья.
Мир
Глава 11
Том ушел, а я заснул как убитый и проспал конец дня и всю ночь. Утром я проснулся и увидел, что буря, как назло, улеглась и солнце светит в дверь, будто никуда и не пряталось. Пересиди мы в укрытии еще день, дошли бы до дому как нечего делать! Отец услышал мои вздохи и перестал шить.
– Хочешь, сегодня я схожу за водой? – предложил он.
– Да нет, я схожу. Я вполне оклемался.
На самом деле руки у меня были как деревяшки, в паху натерло песком, по всему телу красовались ссадины, царапины и синяки, так что больно было вздохнуть. Однако мне не терпелось высунуть нос на улицу, и я, охая, встал с постели.
Пустые ведра больно оттягивали исцарапанные руки. Солнечный свет ударил прямо в глаза. Несколько облачков еще плыли по небу, но день был ясный, от земли поднимался пар. От дома Косты тоже валил пар, казалось, он горит. Я ковылял по дороге и смотрел во все глаза.
Описывал ли я нашу долину? Она похожа на горсть и вся заросла лесом. Посреди ладони протекает река, здесь растут кукуруза, ячмень и картошка. Основание пальцев – Бэзилонский холм, здесь живет Док Коста, здесь же – башня Эдисона, дом и мастерская Рафаэля. Дальше – волосатые пальцы – лесистые отроги Томова хребта. Я заметил, что дома чем старше, тем чуднее – раньше мне это не приходило в голову, но это так. Рафаэль все пристраивает помещения и кладовые для своих механизмов, следуя перегибам местности, так что, если нарисовать план его дома, получится, будто сверху W написали X. Док Коста, как я уже говорил, построил себе дом из пустых железных бочек для лучшей защиты от зимнего холода и летней жары. Чего он не учел, так это что дом будет завывать точно леший при малейшем ветерке; он говорит, ему это ничуть не мешает, но я иногда думаю, Мандо из-за этого воя такой пугливый. Николены поставили свой большой старомодный дом на обрыве, а Эглоффы выкопали убежище в холме между большим и указательным пальцами, если по-прежнему думать о долине как о горсти. Живут точно крысы в норе, да еще у самого кладбища, но, говорят, земля защищает от холода и жары еще лучше, чем бочки Косты. А вот Том поселился на юру: зимой его домик продувают штормовые ветра, летом припекает солнце, а ему хоть бы хны. Ему главное – видеть. Эдисону Шенксу, наверно, тоже, он устроил свое жилище на Бэзилонском холме вокруг старой высоковольтной опоры. А может, он выбрал место поближе к Сан-Клементе, чтобы тайком обделывать свои делишки. Дома поновее стоят в долине, возле полей. Их строили сообща, и они все на одно лицо: квадратные бревенчатые коробки на стальных распорках, крытые дранкой, листовым железом или черепицей. Та же конструкция, только в два раза длиннее, и вы получаете баню.