Приставив палку к скамейке, забрал из моих рук растаявшее мороженное и снова предложил платок, который оказался как нельзя кстати. В несколько секунд руки были приведены в порядок, а останки мороженного отправились в ближайшую урну. Разделавшись с ними, я вернула платок мужчине «Не знаю, как вас и благодарить! Вы меня так выручили!». В ответ его морщинистое лицо прорезала добрая, но словно вымученная улыбка. Только тут я сообразила, что его трость по-прежнему прислонена к скамейке и старик держится на ногах из последних сил. Худые, узловатые руки заметно подрагивали, а высокий лоб, под редкими седыми прядями, был покрыт мелким бисером пота. «Вам надо присесть!» — дёрнулась я, усадив его на скамью и категорично отметя неуверенное «Ну, если я не помешаю…». «Здесь достаточно тени для двоих!» уверила я его, протягивая трость. Покрытые пигментными пятнами ладони тут же сомкнулись на набалдашнике — «Спасибо. Не лучшее время я выбрал для прогулки…» — словно извиняясь, смущенно покачал головой старик и переведя взгляд на детскую площадку замолчал. Какое-то время мы вдвоем наблюдали за мельтешением ребячьей беготни, а потом мой сосед по скамейке громко вздохнул,
— Мириам, царствие ей небесное, любила вот так сидеть здесь по выходным. Она была сама как ребёнок, радовалась всякой ерунде… А я вот так не умел. Только сейчас, уже на пороге, научился… Многому я у неё научился, у моей Мириам…
— Ваша жена?
— Да, — кивнул старик. — Моя старушка. Год назад Господь прибрал…
— Мне очень жаль. — осторожно коснувшись прозрачной как пергамент кожи запястья, спросила, — У вас есть ещё родные?
— А то ж! Троих сыновей мы с ней вырастили. Все пристроены. Томми держит бакалейную лавку в двух кварталах отсюда. Жена, две дочки: Люси и Стейси, такие проказницы… Мириам настояла, чтобы все наши мальчишки окончили колледж. Ух они и бунтовали, но она у меня была такая — упёртая! Если что решила — горы свернёт! У нас ведь какая история вышла …
Старик обратил на меня глаза цвета зимнего неба, проверяя, готова ли я слушать. Я легонько кивнула, поощряя его продолжить рассказ. И он продолжил,
— Так вот, познакомились мы с Мириам, когда нам было по восемь. В один класс ходили. Ох, и бесила она меня! Шумная, своенравная, всё время в движении, настоящий чёрт в юбке. А когда в старших классах она внезапно в меня втюрилась, совсем невмаготу стало. В то время я подкатывал к Пегги-Сью, хорошенькой цыпочке с соблазнительной фигуркой, с которой вместе сидел на математике. Мириам мне совсем не нравилась — круглое лицо с веснушками, растрёпанная рыжая коса, пухлые ножки… Да ещё и чокнутая. Её задумчиво — нежные взгляды и робкие улыбки меня только раздражали. Пухлая простушка — кривился я, мечтая совсем о другом. О, в то время я видел своё будущее блестящим! Я был лучшим по математике и физике в потоке. Учителя в один голос пророчили мне стипендию от Гарварда, на крайний случай — место в Калифорнийском Технологическом. Экзамены в десятом классе я сдал блестяще, перспективы вырисовывались самые захватывающие. В фантазиях я представлял себя через десять лет владельцем двухэтажного дома с бассейном в престижном районе Бостона, с новейшей моделью доджа в гараже и красоткой женой, похожей на Пегги- Сью, но только красивее. Однако после окончания школы планы внезапно изменились. Хотя место в Калифорнийском было практически у меня в кармане, я вслед за соседом Гарри, записался в армию. Университет никуда не денется — приводил разумные доводы Гарри, а быстро и по лёгкому срубить деньжат для семьи, заключив контракт в армии, можно всего за полгода. Шёл шестьдесят, пропаганда вовсю возносила героев Старлайта, сборные пункты для добровольцев были открыты в каждом городе. Так я и оказался во Вьетнаме, поездку куда, мой приятель расписывал как приятное путешествие на курорт. Ничего приятного там не оказалось…
Старик замолчал, замерев с устремлённым в никуда взглядом. Он всматривался в свои воспоминания, перебирая их как альбом со старыми фотографиями,
— Я не люблю вспоминать о том годе во Вьетнаме… Всё, всё что обещали нам, оказалось неправдой. Это был ад… В этой войне не было места для подвигов. Гарри погиб через два месяца, подорвавшись на случайной растяжке. Я не помнил себя прежнего, свою прошлую жизнь, подыхая в ужасах влажного пекла Сайгона. Единственное, что удерживало от того, чтобы пустить себе пулю в лоб, были письма. Письма от Мириам. Эта девчонка заявилась ко мне домой за день до отправки на фронт. Она стояла в дверях, неловко переминаясь с ноги на ногу и мяла в руках подол платья. «Я буду ждать тебя, Френки.» — сказала она, а я рассмеялся в ответ «Не надо!». Мне были не нужны её чувства, и она сама. Я собирался вернуться героем и покорить мир… Но она всё же покачала головой «Мне всё равно, что я не нужна тебе… Я буду ждать. И буду писать тебе. Ты можешь не читать письма или сжечь их… Я всё же буду писать …» — приподнявшись на цыпочки она вдруг поцеловала меня в щёку и тут же сбежала. Я не удерживал, тут же выбросив из головы её обещание. Но она писала, и я не сжег ни одного её письма. В этих письмах… Все они, полные любви и надежды на возвращение были прочитаны десятки, а может сотни раз. Её письма стали моим домом. Тем домом, ради которого я выживал. Мы поженились через неделю после моего возвращения. Забавно, её веснушки казались теперь самым милыми на свете… Я так и не окончил Гарвард. Выбрал ближайший к дому колледж, а через год пошёл работать в автомастерскую на соседней улице. К тому времени у нас появился старший — Майки, нужно было кормить семью… С Мириам мы прожили вместе пятьдесят пять лет, и если бы не рак…
Старик снова умолк, а через минуту обернулся ко мне. Его глаза устало улыбались,
— Все эти годы были счастливыми… Часто трудными, но всё же счастливыми. Мы были друг у друга и это оказалось самым главным. Иногда, чтобы найти то, что тебе по-настоящему нужно, достаточно лишь обернуться и посмотреть по сторонам. Я каждый день благодарю Бога, что он преподнёс этот урок ещё в юности…
На последнем слове мужчина вдруг разразился резким, глубоким кашлем. Я дёрнулась помочь, но в ответ он энергично затряс головой «Нет… Я в порядке!». С видимым усилием справившись с приступом кашля, старик вытер выступившие слёзы и тепло рассмеялся,
— Ну вот, я вас утомил и напугал! Простите старика, мисс. Сегодня день такой… Слишком жарко, вот я и расклеился.
— Нет, это было чудесно! — осторожно, погладила я морщинистую руку. — Можно, я провожу вас до дома?
— Не нужно. — покачал он головой. — Что такому бесполезному старику делать дома? Посижу тут ещё, полюбуюсь на детишек… А у такой хорошенькой девушки наверняка есть миллион важных дел, по которым пора бежать…
— Давайте я всё же…
— Право, не надо! Я живу тут совсем рядом, буквально в двух шагах. Вон, та крыша за деревьями. И хоть выгляжу древней развалюхой, смею вас уверить, вполне в состоянии преодолеть сотню шагов без посторонней помощи.
Вспомнив, как резво он бросился мне на помощь, улыбнулась,
— Нисколько в этом не сомневаюсь, мистер Френк.
Он звонко, совсем по-молодому рассмеялся,
— Вы запомнили моё имя, маленькая мисс…!
— Кхуши! — протянула я руку. — По-индийски это значит Счастье! Приятно познакомиться!
Мы расстались друзьями.
…
Таниша обрадовалась моему появлению у неё в дверях раньше условленного срока, тут же предложив мне на выбор с десяток полезных дел. Нужно было расставить чёрные свечи (остались от Хеллоуина) по периметру комнаты, поменять шторы на красные — «Одолжила у знакомой», и нарисовать на полу странные знаки, которые соседка нашла в какой-то книге по истории Древнего Египта. Рисунки выглядели странно, но надо — так надо, взяла я в руки белый мел и замерла с открытым ртом.
— Эммм, а что это у тебя?!
— Ты никогда не видела дохлых петухов? — помахала Таниша тушкой перед самым моим носом.
— Видела. Но он целый! В смысле — не ощипанный!
— Ага! В интернете пишут — для ритуала нужен живой. Но сама понимаешь… Пришлось сбегать на рынок за этим красавцем!