— Кхуши… Я понимаю, между нами сейчас нет… — Я заметила, как тяжело он сглотнул, — Нет того что было. Но ты можешь мне рассказать. Можешь сказать всё. Я помогу. Что — бы у тебя не случилось… В любом случае, ты можешь на меня рассчитывать. Понимаешь?
Он был таким добрым! Слишком добрым! Слишком хорошим! Пусть бы он кричал, ругался, обижал, я бы выдержала, смогла, но только не это! Не его доброту! Облизав неожиданную солёную влагу с верхней губы, быстро опустила взгляд и крепче сжала сцепленные руки. Тугой комок в груди мешал вдохнуть, тупой болью давя на сердце. Несколько коротких, рваных вдохов и я не выдержала.
— Я знаю!
Дрожащий всхлип размазал слова, но он расслышал. И понял. Я видела это в его вмиг окаменевшем лице.
— Что? — Так просто сдаваться он собирался.
— Зачем ты это сделал?! — слёзы уже вовсю щипали глаза, но я задушила очередной всхлип.
— Не понимаю, о чём ты! — он отшатнулся и неловко упал назад, в последний момент удачно подставив руку.
— Неправда! Ты знаешь! Почему ты пытался убить себя?! Как ты мог!
Арнав растерянно потёр лоб ладонью,
— Кто сказал тебе?
— Твоя сестра!
— Зря ты звонила ей. Не стоило. — Он легко поднялся и скрестил руки на груди, отгораживаясь от моих вопросов. Я поднялась следом.
— Ах, не стоило?! Не стоило услышать, как ты накачался слоновьей порцией виски со снотворным, и скорая два раза проводила реанимацию по дороге в больницу?! — Голос срывался в рыдания, но я уже не могла остановиться, — Не стоило знать, как уже в клинике ты вскрыл себе вены?! Не стоило упоминать о трёх месяцах в психушке, большую часть из которых ты провел привязанным к кровати?! А почему?! Да потому, что мистер Райзада использовал любую возможность уйти из жизни, включая собственные зубы! Сколько раз?! Сколько попыток?! Боже, Арнав, почему?!
Он тяжело дышал, разглядывая причудливый орнамент ковра. Я видела, как быстро вздымается грудная клетка, пытаясь поспеть за шумным дыханием. Наконец тёмный взгляд пытливо остановился на моей мокрой физиономии,
— Зачем спрашивать, если прекрасно знаешь ответ? — Он надеялся отделаться вот этим, но я по-прежнему настырно ждала ответа. Такого ответа мне было категорически недостаточно. Несколько секунд мы соревновались в упрямом молчании. А потом высокомерно вскинутый подбородок и лёгкое пожатие плечами сообщили о капитуляции.
— Да, я не хотел жить. — Он произнёс это ровно, словно сводку годового отчёта. — И привык доводить задуманное до конца.
— Это… Это… — задыхаясь, пыталась подобрать слова, но голове лишь било набатом «Я не хотел жить!». — Это ведь не потому…? Не из — за письма ведь, правда? Ты не мог… из — за меня?
— Не мог?! — горькая усмешка коснулась его губ, но глаза темнели болью. — Я не мог жить, Кхуши. Не мог работать, не мог спать, ночь за ночью закрывая глаза, снова, и снова представляя, как твоей кожи касаются чужие, горячие губы. Раз за разом представляя твою счастливую улыбку в ответ на чужой поцелуй, как наяву видя — вот ты звонко смеёшься, порывисто обнимая его… Не меня! Чёрт, это было бесконечно, невыносимо! О чём ты думала, когда писала то письмо?! Ты же не могла не понимать… Знаю, ты не стала бы делать это специально. Ты не умеешь намеренно причинять боль… ты не такая. Но, чёрт, Кхуши… — Тяжело сглотнув, он прижал к губам кулак, словно попытавшись удержать рвущуюся правду, но резко продолжил. — Я не мог так больше! Дни, недели, точно в бреду… Снотворное туманило мозги лишь на время, превращая в тупое животное, и даже тогда я помнил, не мог не думать… Я был противен сам себе! Пропитанные сочувствием взгляды, пустые сожаления… Я не хотел всего этого больше. Не знал, зачем всё продолжать? Ждать, пока ты пришлёшь мне фото с семейной идиллией и розовощёким малышом?! Знаешь, я бы просто не выдержал… Так какой смысл?! Легче было сразу всё закончить. И я пытался. Никто не скажет, что плохо пытался…
Прикусив губу, он рухнул на диван, пряча лицо в ладонях. Я растерянно пыталась справиться с вибрирующим в висках напряжением. Голову вот-вот разорвет! Она взорвется с оглушительныммерзким звуком, испачкав ковер, снеся ослепительно белые лепестки…
— Я не знала… Думала, так будет лучше. — оправдания звучали жалко и бессмысленно, но молчание было невыносимо убийственным. Поэтому я говорила. — Я ошиблась! Это была глупость! Ничего такого не было! Новой любви и мужчины… Просто я не хотела…
— А чего ты хотела, Кхуши? — он поднял на меня влажный взгляд, и я почувствовала, как в глазах опять защипало.
— Хотела дать тебе свободу! Чтобы ты был счастлив!
— Какого чёрта мне нужна была твоя свобода?! Почему, почему ты всегда всё решаешь за других, Кхуши?! Всё что я хотел — это тебя! Ты могла бы… Даже если разлюбила, могла просто сказать мне… Я бы… Я мог бы просто быть рядом!
— Но я не разлюбила! Нет же! Только хотела, чтобы ты был счастлив! Без меня!
— Ты дура, Кхуши! — устало выдохнул он. — Идиотка!
Опустившись перед ним на ковер, согласно кивнула,
— Знаю… — С бессмысленного разглядывания орнамента пушистого ворса, взгляд незаметно поднялся к сгорбленным плечам и растрёпанной чёрной шевелюре. Пальцы потянулись коснуться кудрей поникшей головы, но я оборвала робкое движение, быстро отдёрнув руку.
— Прости! — извинение вышло едва слышным, похожим на короткий вздох. Наши глаза встретились. Я не смогла прочесть, что таила чернота его взгляда, но повторила. — Прости! Знаю, ты не можешь. Меня нельзя простить! Такое невозможно! Но… я просто должна сказать! Я виновата! Ужасно, отвратительно виновата! То, что я натворила — чудовищно! Уже не исправить… Я должна была подумать… Мне очень, очень жаль!
Слова рвались наружу с уже не сдерживаемыми слезами, смешиваясь с рыданием, звуча всё невнятнее. Прорыдав последнюю фразу, громко всхлипнула и вытерла запястьем мокрую щеку. Арнав наклонился ближе, так внимательно всматриваясь в заплаканное лицо, будто там можно было найти оправдания моим ужасным поступкам. Бессмысленно! Оправданий мне не было!
— Как мне дальше жить?! — Ища подсказку, я вскинула на него уже опухшие от слёз глаза, — Как мне теперь жить?!
Выдав кривую усмешку, Арнав неторопливо сполз с дивана на ковёр, ко мне под бок. Сильная рука на секунду остановилась возле моего лица, а потом осторожно коснулась щеки, вытирая остатки влаги. Словно впервые, очарованная этой робкой нежностью, несмело дотронулась до его волос. Пальцы запутались в густых прядях…
Как давно я хотела это сделать. Внезапно моё запястье оказалось в плену цепких пальцев. Напрягшись от неожиданности, тихо охнула, когда жаркие губы приникли к тонкой коже, под которой бился частый пульс. Быстро — быстро, ещё быстрее отбивало чечётку сорвавшееся вскачь сердце, разгоняя горячую волну по телу. Разгорячённые слишком частым дыханием губы враз пересохли, но не та жажда сжигала сейчас меня… Судорожно облизав губы, невольно поймала задержавшийся на них чёрный взгляд и увидела в нём отражение своих мук, своего желания.
— Только если ты хочешь… — опаляя, его губы замерли в миллиметре от моих, обещая избавление.
— Хочу…
И он рванулся навстречу, сминая остатки сомнений и стыдливости. Юбка, блузка…Пуговиц было много. Слишком много. Не все удалось спасти…
Нет, это не было чем-то романтично — волшебным. В его губах, терзавших мои яростным поцелуем, не было вкрадчивой ласки сладострастия. Только неудержимая боль, обострённая солёной горечью слёз. Боль жадно требовала свою жатву, и я отдавалась ей вся, раздираемая в клочья одним неизмеримо огромным чувством — чувством вины! «Прости» повторяя бесконечной молитвой, подставляла лицо его губам, пытаясь сдержать сдавившие горло всхлипы. В ответ он шептал моё имя невнятными хрипами уже не сдерживаемого безумия. Бесцеремонно заглядывая в окна, полная луна пронзала комнату холодным светом, резко очерчивая напряжённые черты недопустимо красивого мужского лица. Я любила его! В этой дикой гонке боли и ненасытного желания, внезапное понимание обрушилось на затуманенный страстью мозг с пронзительной ясностью. Нет, это не было отзвуком прошлых чувств. Я любила его сейчас, со всеми его ранами и злостью, со всеми обидами и болью, со всем отчаянием несбыточного и потерянного когда-то…