Император обратился к сенаторам:
– Согласны ли вы с моим выбором, друзья?
Сенаторы повскакали со своих мест, прославляя мудрость императора, хотя осуществить их намерения удалось лишь наполовину: они выиграли военные поставки, прибыль была обеспечена, но император, этот нависший над их головами Дамоклов меч, останется в Риме.
Калигула был удовлетворен. С Луцием все решилось; умников этих он перехитрил. Жаль, что только наполовину: они наполнят казну золотом и при этом будут у него в руках, но и он всегда будет бояться их происков.
Итак, было заключено перемирие между двумя чудовищами, выгодное для обеих сторон, для обеих сторон опасное, потому что ни одна но знает ни дня, ни часа.
Кто кого?
Они смертельно ненавидят друг друга, но и существовать друг без друга не могут. И он и они в опасности: есть народ, чернь, варвары.
Они – сообщающиеся сосуды. Они все враги здесь. Никто никому не верит, каждый ненавидит другого, но у них одна дорога, выхода нет. А за ними ползет тень – страх. Чудовища пожирают друг друга; одно хватает за горло другое, в то время как на него наваливается третье.
Кто кого?
– Возольем Марсу! – воскликнул Пизон. – Пусть наши замыслы осуществятся!
– Возольем императору! – крикнул Авиола. – Это наш Марс!
– Слава бессмертному!
– Вечная слава империи!
– Вечная! Вечная!
Великое слово заставило вспомнить о малом, но не менее важном: к чему она, вечность? Пусть хоть теперь будет хорошо!
Что нам известно о завтрашнем дне?
О том, что будет, знать остерегайся.Но каждый день, дарованный судьбою,Считай добычей…Carpe diem![64].
Сегодня, теперь, сию минуту дай захлебнуться золотом, вином, наслаждением – после нас хоть потоп!
Глава 60
День улиц, площадей и рынков достиг своего апогея. Повозки, выезжающие из города, громыхали по мостовой, возницы щелкали бичами, покрикивали на строптивых мулов, стараясь перекричать ослиный рев, торговцы призывали и расхваливали свой товар до хрипоты.
Понтифик храма Юпитера Капитолийского сидел в великолепной, украшенной серебряной чеканкой лектике. Рабы несли его во дворец Авиолы. За лектикой ковылял помощник понтифика.
Прибыв к часу, указанному ому через гонца, понтифик нашел дворец Авиолы окруженным преторианцами. Центурион разрешил ему войти. Управляющий домом через боковой вход проводил его в сад. На пригорке в саду светился маленький изящный храм двенадцати главных богов. Весь Олимп скопом. Очень мудро собрать всех знаменитых богов под одной крышей. И дешевле, да и богам с богинями веселее.
В саду за храмом были приготовлены жертвенные животные с позолоченными рогами.
Понтифик уселся в тени под пинией возле амфоры с вином в ожидании торжественного жертвоприношения. Он коротал время как умел. Солнце уже начало садиться, и никакого движения. Дворец был расположен далеко, и, что там происходило, было неясно. Понтифик отправил помощника разведать что и как. Тот вернулся с неожиданным сообщением.
– Сенаторы собираются идти на форум смотреть казнь актера Фабия Скавра. Жертвоприношение не состоится. – Помощник задохнулся:
– О горе нам, благородный господин! Всегда богобоязненные сенаторы совсем забыли о жертве! Забыли о богах!
Оскорбленный понтифик поднялся. Принял от управляющего чашу, полную золотых для храма, нетерпеливо выслушал его просьбу вымолить для этого дома благословение и расположение Юпитера. Нахмурившись, сел в лектику.
Приказал рабам нести его медленно. Прикрыл глаза и невольно задумался о том, как в Риме в последнее время падает уважение к жрецам, понтифику да и к самим небожителям. Этот безбожник Сенека прав: близится конец света.
Лектика понтифика миновала кричащий и суетящийся Велабр.
Понтифик Юпитера Капитолийского пренебрежительно усмехается. За окнами носилок мелькают оборванцы с пристани и складов, крестьяне из деревень, они, пожалуй, единственные, кто пялит глаза на его великолепные носилки.
Шарлатаны орут у своих лавок. лодыри сидят на корточках на ступенях храма фортуны на Бычьем рынке, набивают себе животы кусками мяса, поджаренного на прогорклом масле, огрызки бросают в стаю бездомных кошек. Погонщики гонят стадо белых волов на бойню, все что-то возбужденно говорят, размахивая руками, и движутся к Мамертинской тюрьме. Перед тюрьмой выстроился манипул преторианцев, чуть поодаль собираются группками люди.
Понтифик знает почему: сегодня будет публично казнен подстрекатель – актер Фабий Скавр. Самое время разделаться с ним. У этого комедианта не было ничего святого. Сколько раз он в своих фарсах высмеивал жрецов.
"Плебс, мелкие душонки!" – ворчит понтифик. Еще во времена императора Августа народ, завидя лектику понтифика, кланялся, ликовал, падал на колени. А сегодня? Куда ты стремишься, величественный и порочный город!
День как любой обычный день. Тибр лениво тянется к морю, ему все равно, несет ли он баржу, груженную розами для пиршеств, или труп казненного.
Болтливые арделионы и клиенты, как всегда, караулят у ворот дворцов в ожидании, когда им в ладони упадет монета из рук патрона. Женщины из Затиберья, как всегда, покупают хлеб и тихо шлют проклятия, ибо они платят сегодня за него на три асса больше, чем зимой. Сегодняшний день совсем не похож на все предыдущие, потому что в этот день Рим обеднеет на горстку любви.
Что ж такого? Что он сможет купить на это? Ничего, господин. Это мы, босяки и бродяги Затиберья, не торгующие своими чувствами, обеднеем. Мы любили этого актера всем сердцем, знакомо ли вам это, благородные господа?
И поэтому мы сегодня плюем на заработок: не поставим сетей, привяжем лодки, я брошу вожжи, я закрою лавку, я загашу печь, я брошу дратву и сапожный столик, и все мы пойдем отдать последний долг Фабию, когда его поведут на плаху. Может быть, это скрасит ему последние минуты, если с ним рядом будут люди, которых он любил.
Этого человека мы будем вспоминать. Не будь его, мы никогда бы не узнали вас, столпы Рима, и тебя, жрец, на которого мы должны работать в поте лица…
Носилки понтифика раскачивались в волнах бушующего людского потока, катившегося к Капитолию.
Понтифик испуганно выглядывает в окно, он видит одни враждебные, насупленные взгляды, он отводит глаза, пугается. Никогда люди не смотрели на него так. Что у них в глазах? Понтифик покрылся испариной. О Юпитер великий, спаси своего слугу!
На форуме народ растекся вширь, чтобы охватить тюрьму со всех сторон.
Лектика жреца завязла в толпе, ему пришлось снять шапочку, знак сана, и выйти из носилок. Все равно эту обезумевшую чернь его лектика только раздражает.
Римский форум. Величественный и красивый. Лес статуй на цоколях и столбах, прекрасные мраморные мужчины и женщины, переодетые в богов.
Волшебством греческого искусства и духа трезвый римлянин демонстрирует свою власть и величие: это все принадлежит мне!
– Это все принадлежит мне! – раздался зычный голос. На трибуне стоит оборванный арделион и размахивает руками. – Это все принадлежит нам, римским гражданам, – восклицает подкупленный подхалим в экстазе. – Эти великолепные храмы, термы, цирки, театры. арены, базилики – это все наше, ибо наш любимый император заботится обо всех гражданах Рима одинаково…
Договорить ему не удалось. Словно подрубленный, он исчезает в толпе.
Рим, огромный стогранный кристалл, сияет в заходящем солнце. Светлое лицо города прекрасно как никогда. Оно увидит, как падет голова его сына, и, наверное, у глаз его появится маленькая незаметная морщинка.
***Император и его свита усаживались в лектики.