Выбрать главу

– Неужели император позволит Сеяну убрать обоих преемников? – нахмурился Друз.

– Даже если этого не сделает Сеян, вполне возможно, мой сын сам это совершит. Ты его преемник только потому, что пока он не нашел кандидата получше. Не доверяй Тиберию! Тот факт, что ты приходишься ему родней, не спасет тебя. Я несколько раз извещала его о моей скорой кончине, а он так и не соизволил навестить меня. Он не устроит для меня похорон и не произнесет прощальные речи – вот как сильна его ненависть ко мне. И я, величайшая женщина в истории нашей великой империи, покину этот мир невоспетой.

Помню, как я заметила странный огонь в глазах Калигулы и нервно сглотнула, когда он шагнул к ложу Ливии.

– Я устрою твои похороны, – громко заявил он со свойственным ему жаром.

– Нет, не устроишь, – спокойно возразила прабабка.

– Устрою, – стоял на своем Калигула, и я видела в его лице железную решимость; хотя такое решение было крайне рискованным и запросто могло стоить ему жизни, брат, выросший и сформировавшийся под влиянием Ливии, чувствовал, что обязан оказать ей эту честь; он всегда возвращал свои долги – и в юности, и после, на протяжении всей жизни. – И я произнесу на церемонии прощальную речь, раз император слишком слаб, чтобы приехать, – добавил Калигула. – Рим будет скорбеть и восхищаться великолепным погребением.

Ливия прищурилась:

– Это неслыханно – чтобы погребение проводил ребенок. Не твое это дело, а коли все же пойдешь на это, то навлечешь гнев Тиберия. Ты подвергнешь себя опасности, несмотря на все мои предостережения и советы. Оставь это, юный Гай. Найдутся дальние родственники, которые тихо все организуют и запечатают меня в урну без лишнего шума.

Затем Ливия зашлась в приступе кашля, после чего осталась без сил, и на этом визит был закончен. Мы ушли, притихшие и подавленные. Калигула кипел в бессильной ярости. В последующие дни нас еще не раз приводили в покои старой матроны, где мы выслушивали очередную лекцию о том, как вести себя после ее кончины, чтобы остаться целыми и невредимыми, о том, кому можно доверять – практически никому; кому доверять нельзя – практически каждому римскому гражданину и его собаке. Прабабка учила нас тому, чему научила ее жизнь.

Потом одним сентябрьским днем, когда мы сидели за столом в триклинии, к Ливии позвали только Калигулу. Мы переглянулись удивленно и встревоженно, а моя тихая как мышка сестра наморщила лоб, глядя на захлопнувшуюся за ним дверь.

– Гай любит прабабушку, – вдруг сделала Друзилла странное заявление.

Вероятно, вызвано оно было тем, что все мысли брата занимала сейчас Ливия, а не она сама, как обычно. Калигула видел, что я и Пина лучше приспособлены к жизни, чего нельзя было сказать о Друзилле, а потому он заботился о младшей сестренке как мог. Хотя прабабку Ливию он действительно любил.

Наш брат отсутствовал больше часа, еда на его тарелке остыла, а живущий в нас страх усилился. Наконец Калигула вернулся с бледным, осунувшимся лицом.

– Ливия отправилась к богам, – коротко объявил он, и эти несколько слов, несущие в себе вес целой империи, могли бы раздавить сильнейшего из людей.

Мы не удивились, поскольку приближение кончины Ливии наблюдали уже несколько месяцев, но все равно не могли поверить, что наша неукротимая, волевая, властная прабабка уступила смерти. И еще странным было то, что обязанность Друза как старшего из отпрысков – на самом деле обязанность Тиберия, но он явно не собирался ее исполнять – совершить обряд конкламации, то есть несколько раз позвать умершую матрону по имени, Ливия передала самому младшему юноше в семье. По-моему, наша прабабка уже тогда видела в Калигуле зачатки будущего величия.

– Ливия скончалась, – продолжал Калигула, – и вместе с ней скончался старый Рим. Тот Рим, который все мы знаем и любим. Рим достойных людей. Рим ценностей, доверия и морали. С вами или без вас, но я буду оплакивать Ливию и Рим, прилюдно и так, как они этого заслуживают: с похоронной церемонией на Форуме, публичной и пышной, со всеми положенными почестями и плачем. А если Сеян или Тиберий попробуют меня остановить, то самому Марсу придется взяться за щит, чтобы их спасти.