В сенате обвинения и судебные процессы следовали один за другим. Самой известной жертвой стал дядя Сеяна со стороны матери, бывший консул Блез. Все те, кто при Сеяне выступал в роли обвинителей, отныне превратились в обвиняемых. Одни из них покончили с собой, как Публий Вителлий, другие — отвергали все обвинения, как всадник Марк Теренций, который заявил, что Тиберий всегда был для него примером, и именно поэтому он дружил с Сеяном, третьи, вроде Помпония Секунда, находясь в тюрьме или под стражей, терпеливо ждали, когда минует буря. В ходе этих событий было казнено множество людей. По сведениям Веллия Патеркула, погибли до трети сенаторов и почти шестая часть всаднического сословия. У Светония, Тацита и Диона Кассия конкретные цифры не фигурируют. Поэтому невозможно точно установить, сколько человек погибло после казни бывшего префекта преторианской гвардии. Имена их были вычеркнуты из всех списков. Известны монеты из Билбилы (Испания), на которых имя Сеяна искусно забито новой гравировкой. Подобное стремление предать имя Сеяна забвению имело свой результат. Например, в различных хрониках отмечены четыре даты: казнь Сеяна и его детей, самоубийство его бывшей жены. Все они пали жертвами политической игры во имя ложно понимаемой свободы. Недаром монеты отмечают предусмотрительность Тиберия, его провидческий дар, предотвративший преступный заговор.
На Марсовом поле в честь этого божественного дара был воздвигнут жертвенник, на котором коллегия арвальских братьев приносила ежегодные жертвы. Все эти события нашли отражение в римской литературе, как у современников (Сенека), так и у более поздних авторов (Ювенал). Эта трагическая судьба сравнивалась с историей жизни Калигулы, чтобы показать всю переменчивость судьбы. Пока же, в конце 31 года, начался новый этап в эволюции принципата Тиберия, ставший вместе с тем и последним.
XV. Мрачный конец принципата Тиберия
Тацит несколько прямолинейно изображает принципат Тиберия, делая упор на морально-психологические характеристики и поведение правителя: «Он был скрытен и коварен, прикидываясь высокодобродетельным, пока были живы Германик и Друз; он совмещал в себе хорошее и дурное до смерти матери; он был отвратителен своей жестокостью, но таил ото всех свои низкие страсти... и под конец он с одинаковой безудержностью предался преступлениям и гнусным порокам, забыв о стыде и страхе и повинуясь только своим влечениям» (Тацит, Анналы, VI, 51). Он, как и другие историки, давал, таким образом, свой портрет Тиберия и свою интерпретацию деятельности принцепса. Факты, сообщаемые Тацитом, зачастую давали более положительное представление о Тиберии, однако автор объяснял их как обман и притворство.
Более или менее известные факты говорят о том, что в последние годы правления — от устранения Сеяна до кончины — принцепс отличался превосходным здоровьем, хотя ему было уже за семьдесят. Но, как полагает Тацит, в основе всей его деятельности было лишь притворство: «Уже Тиберия покидали телесные, покидали жизненные силы, но все еще не покидало притворство; он сохранял прежнюю храбрость духа и холодность в речах и во взоре, но он принуждал себя порою к приветливости, пытаясь за нею скрыть уже очевидное для всех угасание» (Тацит, Анналы, VI, 50). Физически Тиберий был способен отправлять свои полномочия, но мог ли он их осуществлять в морально-психологическом отношении? Были ли ему в течение всей жизни присущи жестокость и сладострастие? Или он, будучи безвольным, сломался, исполняя свою монархическую власть? Или же разочаровался в способности сенаторов решать задачи, им предписанные?