Цезония (вставая). Он был ребенок. (Подходит к зеркалу и смотрится в него.) У меня никогда не было другого бога, кроме собственного тела. Вот этому богу я и помолюсь сегодня, чтобы мне вернули Гая.
Входит Калигула. Заметив Цезонию и Сципиона, он в нерешительности отступает назад. В ту же минуту с противоположной стороны входят патриции и дворцовый управитель. Они останавливаются в растерянности. Цезония оборачивается. Вместе со Сципионом она бросается к Калигуле. Он останавливает их движением руки.
Сцена седьмая
Управитель (неуверенно). Мы… мы тебя искали, цезарь.
Калигула (отрывистым, изменившимся голосом). Я вижу.
Управитель. Мы… То есть…
Калигула (резко). Что вам надо?
Управитель. Мы беспокоились, цезарь.
Калигула (наступая на него). С какой стати?
Управитель. Э-э-э… М-м-м… (Внезапноего осенило; быстро выпаливает.) Но ты ведь знаешь, что должен решить кое-какие вопросы относительно государственной казны.
Калигула (его разбирает неудержимый смех). Казна? Ну как же, конечно, казна — это дело серьезное.
Управитель. Разумеется, цезарь.
Калигула (смеясь, Цезонии). Не правда ли, дорогая, казна — это очень важно?
Цезония. Нет, Калигула, казна — дело второстепенное.
Калигула. Ты просто ничего в этом не понимаешь. Казна имеет огромное значение. Все важно: финансы, общественная мораль, внешняя политика, снабжение армии и аграрные законы. Говорю тебе, все очень серьезно. И все одинаково важно: величие Рима и приступы твоего артрита. Да! Я всем этим займусь. Послушай-ка, управитель…
Патриции подходят поближе.
Калигула. Ты мне верен, не правда ли?
Управитель (укоризненным тоном). Цезарь!
Калигула. Так вот, у меня есть для тебя план. Мы перевернем всю политическую экономию в два хода. Я тебе все объясню, управитель… когда патриции уйдут.
Патриции уходят.
Сцена восьмая
Калигула усаживается рядом с Цезонией и обнимает ее за талию.
Калигула. Слушай внимательно. Ход первый: все патриции, все лица в Империи, владеющие каким-то состоянием — большим или маленьким, это совершенно одно и то же, — принудительно обязываются лишить наследства своих детей и немедленно завещать все государству.
Управитель. Но, цезарь…
Калигула. Я тебе еще не давал слова. По мере наших надобностей мы будем убивать этих лиц в порядке списка, составленного произвольно. При случае мы сможем изменить этот порядок, опять-таки произвольно. И мы все унаследуем.
Цезония (отстраняясь). Что это на тебя нашло?
Калигула (невозмутимо). Порядок казней действительно не важен. Вернее, все казни одинаково важны, из чего следует, что они не важны вовсе. Впрочем, что те, что другие — все виновны. Заметьте, кстати, что грабить граждан напрямую не более безнравственно, чем вводить косвенные налоги через цены на предметы первой необходимости. Управлять — значит грабить, это всем известно. Только способы есть разные. Я буду грабить открыто. Это высвободит низший персонал. (Управителю, резко.) Ты исполнишь этот приказ без промедления. Все римляне подпишут завещания сегодня вечером, а жители провинций — самое позднее через месяц. Разошли гонцов.
Управитель. Цезарь, ты не отдаешь себе отчета…
Калигула. Слушай меня хорошенько, тупица. Если казна имеет значение, тогда человеческая жизнь его не имеет. Это ясно. Все те, кто думает, как ты, должны согласиться с этим рассуждением и полагать, что их жизнь — ничто, коль скоро деньги для них — все. А пока я решил быть логичным, и, поскольку власть принадлежит мне, вы увидите, во что вам обойдется эта логика. Я искореню противоречия и противоречащих. Если надо, начну с тебя.
Управитель. Цезарь, моя добрая воля не подлежит сомнению, клянусь тебе.
Калигула. И моя тоже, можешь мне поверить. Доказательство — что я готов стать на твою точку зрения и счесть государственную казну предметом, достойным размышления. Одним словом, будь мне благодарен, ведь я принимаю твою игру и играю твоими картами. (Помолчав, спокойно.) К тому же мой план гениален своей простотой, поэтому прения прекращаются. У тебя есть три секунды, чтобы исчезнуть. Считаю: раз…