Мутант презрительно усмехнулся:
— Ну, расскажи.
— Вы не можете отнять у человека привилегии, которых у него нет. Поэтому вы даете ему что-нибудь такое, с чем он не захочет расстаться. И чем больше человек цепляется за это, тем крепче вы держите его в своих руках. Все очень просто.
— Это-то верно, — согласился пегий. — А теперь назови мне хоть одно общество, где руководствуются другими законами. Послушай. Я родился на планете Зелл. Мои родители работали на ферме. Им принадлежала половина того, что они выращивали, — остальное шло в уплату налогов. Но я полагаю, что они никогда не имели больше трети всего урожая. А знаешь почему? Время от времени появлялся налогосборщик и требовал, чтобы они уплатили еще десять процентов. То король женился, то еще что-нибудь такое. Он заставлял их попотеть еще пару дней, а затем появлялся снова и говорил о том, как им повезло. Ведь они принадлежали к тем немногим счастливчикам, которым урезали налог на целых пять процентов! И что ты думаешь? Они были так признательны! Так благодарны!
— Разве они не понимали, что им все равно придется уплатить лишние пять процентов?
— Конечно же, понимали. Они не были бессловесными тварями. Особенно когда дело касалось цифр (считать они умели). Но они испытывали такое облегчение при мысли, что нужно отдавать пять, а не десять процентов, что готовы были лизать задницу налогосборщику!
Человек закашлялся.
— Не понимаю! Какой смысл?
Пятнистый покосился на него.
— Мы ведь говорили о рабах?
— Я помню.
— У рабов ничего нет, но они цепляются за то немногое, что им перепадает. А мои родители не были рабами. Они не носили ошейники. У них якобы было право пользоваться всем, что они зарабатывали. Но вместо этого они были чертовски признательны барину, который возвращал им лишь малую долю того, что принадлежало им самим. Говорю тебе — они вкалывали куда больше, чем все рабы, которых я встречал. И им все время приходилось сводить концы с концами. В отличие от рабов у них не было ни начальника, снабжавшего их одеждой, ни бригадира, который выдавал бы им паек; когда они болели, то не могли себе позволить обратиться к врачу. У них не было теплого жилища, чтобы спокойно спать. И никто не развлекал их для того, чтобы они хорошо работали. Они вынуждены были работать только для того, чтобы обеспечить себе пропитание. Мой старик никогда не пил ничего лучше какой-то сивухи, которую сам же и гнал. А моя старуха понятия не имела о духах. Они жили как животные и так же умерли. — Он свирепо смотрел на огонь. — Поэтому никогда не говори мне о свободе, — сказал он твердо. — Не делай из меня идиота. Я лучше знаю.
На несколько мгновений воцарилась напряженная тишина. Содержимое котелка на костре слегка забурлило и выпустило струйки пара.
От налетевшего порыва ветра пламя костра взметнулось и высветило из полумрака лица сидящих кругом, отчего глаза их заблестели, а в щелках заросших щетиной губ блеснули зубы.
— Рабство не оправдывает себя, — тихо произнес кто-то. — Намного дешевле позволить людям заботиться о себе самих.
— Тогда зачем держать на Кроне рабов? — спросил другой и добавил: — А вот зачем. Рабы не бастуют, не создают профсоюзы. С ними мало хлопот. Владельцам шахт нужен надежный источник рабочей силы. Они просто хотят сохранить свои капиталы. Сюда вложены большие деньги.
— Ну и ты себе заработай! — завопил пятнистый. — Что ж ты такой умный, а сидишь с пустым карманом?
— Да катись ты к чертям в ад!
— В ад! Друг мой, я уже давно здесь. А ты разве не знал?
Взрыв хохота снял напряжение. Дюмарест пошевелился и почувствовал, как кто-то подсел к нему сбоку. Он увидел рядом с собой Арна. Его изуродованная щека блестела в пламени костра, сухая кожа раскраснелась, и Арн невольно потер лицо рукой.
— Фило снова завелся о своем?
— Ты о мутанте?
— О нем. Иногда мне кажется, что он просто работает на компанию, когда пытается уговорить нас нацепить на себя ошейник. Наверное, он неплохо греет руки на этом. — Арн причмокнул. — Может быть, мне удастся его подлечить…
Дюмарест полюбопытствовал:
— Как?
— Позже расскажу. После ужина. — Он понизил голос: — Лучше не бери с собой девчонку.