Он по-прежнему заходил в молельню Феофана-Рыбника. Сказал сухонькой медведице, что ему нужна свечка за упокой — не брать же какую попало, а что для чего предназначено Светозар до сих пор не понял. Старушка заохала, обняла его, погладила по плечу. Сказала из коробки не брать, вынесла свечу из подсобного помещения. Толстую, черную, оплетенную жесткими стеблями водорослей, с крохотными ракушечками в ромбах-просветах.
— И помянет, и осветит путь на поля вечной охоты, и твою боль уймет, — пообещала медведица. — Феофан-Рыбник рано осиротел, его родителей на льдине унесло. Он сначала плакал, потом злился — на море, за то, что оно отца с матушкой отобрало. А потом погрузился в труды, изгонявшие дурные мысли. И, когда второй раз поймал волшебную рыбу, попросил ее подарить медведям что-то новое, что изменит жизнь к лучшему. Рыба научила его охотиться на китов и кашалотов, вытапливать жир и разливать его в плошки с фитилями из сухих водорослей. У нас появились светильники, разгоняющие тьму в берлогах, медведи перестали ходить зимой только на лапах, начали заглядывать друг другу в гости. Не сразу, конечно. Поначалу Феофана обвинили в черном колдовстве, говорили, что он медвежье племя со свету сжить хочет. Потом подобрели, перестали прогонять прочь — понравилось жить со светильниками. Феофан поведал племени о встречах с рыбой. Ему не поверили, но начали пересказывать друг другу эти истории. Так у нас возникли первые сказания. Позже, когда Феофан устал от земных трудов и присоединился к свите Камула, Утёс Косматович записал эти сказания на выдубленных шкурах. И у нас появились Скрижали.
Светозар положил в ящик для пожертвований крупную купюру. Зажег свечу, удивляясь — на скандал в Ромашке он старушке не жаловался, но ее слова неожиданно успокоили. Если медведи своего бога за светильники прочь прогоняли, то ему вообще не на что жаловаться. Не прогоняли. Сам ушел.
Служба на сверхсрочной не особо отличалась от срочной, только свободы было чуть больше. Тюлени продолжали шалить. Платформы больше не горели — одно нападение отбили без потерь, а потом залив на катерах патрулировать начали. Однажды, на искусственном острове, Светозар столкнулся с полковником Васенькой и его волками. Не подходил — не по чину, но издали услышал вопрос своего командира:
— Как там Калина свет Васильевна? Поступила?
— Поступила! — радостно ответил полковник. — Я уже кому только ни молился — и Камулу, и Феофану, и Хлебодарной, и в командировке на ЯМАЛе кошачий алтарь нашел, насыпал Линше гору пряников и копченую мойву в чаше поджег. Почему-то из часовни попросили на выход, как будто я сделал что-то плохое!
— А куда? Переводчик, как Сенечка?
— Нет, выбрала народные ремесла. Скрутки, плетеные амулеты и обереги, помолвочные и брачные браслеты и мешочки. Будет изучать взаимопроникновение культур.
— Хорошее дело, — одобрил командир.
Светозар сложил два и два и безошибочно получил четыре. Он и раньше думал, что полковник может быть отцом Калины — что-то в их разговорах с Есенией наталкивало на эту мысль, какая-то неуловимая доверительность при внешнем зубоскальстве. Теперь понял, что не ошибся. Фамилия-то у Калины была, как у Есении. Штрудель. Это Светозар точно знал.
И снова полезли в голову мысли о браслете, воспоминания о косе, задумчивом взгляде, тихом голосе. Захотелось увидеть — хоть проси отпуск и прыгай в самолет. Светозар сдержался, но самовнушение «не твоя, не заглядывайся», хватило ненадолго. Взбунтовался волк.
В армии на лапах дел было немного. Светозара обнаружению взрывчатки не учили, кое-какие приемы задержания противника отработал, да и всё. Военные полагались на оружие — автоматы, пистолеты, ножи, гранаты. На лапах иногда патрулировать бегали вместе с вооруженными двуногими, и то больше, чтобы размяться.
В Ромашке Светозар с волком жили душа в душу, постоянно переговаривались, вместе задумывали пакости. А здесь, в Сельденбурге, замолкли, хотя не ругались. И вдруг, после долгого перерыва волк заявил: «Нам надо домой». Заявил и начал тянуть тело на себя, заставлял выть и нагонял беспросветную тоску.
Пришлось писать заявление. Причина была уважительной — разлад со зверем действительно не позволял выполнять служебные обязанности. Препятствий никто не чинил, и Светозар, заглянувший в молельню Феофана-Рыбника, и попрощавшийся свечой и скруткой, отбыл в аэропорт, чтобы сесть в самолет до Лисогорска.