Он ел любую выпечку, хотя почтмейстер Арина Родионовна неоднократно предрекала, что у него кусок хлеба поперек горла встанет, когда он в возраст войдет. Пока не вставала. То ли в возраст не вошел еще, то ли не нагрешил, то ли Хлебодарная благосклонно относилась к батиному сыну за то, что батя ее глубоко уважал.
Светозар шел по улицам, разглядывая дома, сравнивал с Ромашкой и удивлялся. Здесь жилье было другим, хоть и из кирпича. В Ромашке строили как Камул на душу положит, иногда украшали ставни резными деталями, иногда ворота. А тут, в Сельденбурге, в центре, почти каждый дом можно было назвать особняком — большим или маленьким. Кругом лепнина, двери с медвежьими мордами, держащими в зубах кольца. Похожие особняки Светозар видел в Лисогорске, куда их дважды возили на экскурсию, только там волки дома охраняли. Сейчас, при взгляде на здешние дома и при воспоминании о Лисогорске, заворошилось и облеклось в слова желание: «Тоже хочу жить так. С резной дверью, массивными решетчатыми ставнями, почти никогда не закрывающимися. С высоченными потолками, чтобы не приходилось пригибаться или биться головой о притолоку. С кованым крыльцом».
Он мысленно поблагодарил батю — за выбор жизненного пути, на котором не так уж и много преград. Огляделся по сторонам, посмотрел на шпиль молельни Феофана-Рыбника, и решил зайти. Сказать медвежьему богу спасибо за гостеприимство.
Глава 4
Молельня чем-то напоминала луковицу. Круглое здание, небольшой купол, и шпиль-стрелка, вытянувшийся к небу — как будто проросший сеянец по весне. Светозар переступил порог с опаской, а потом увидел возле алтарной чаши волка и приободрился. В молельне не было фресок или мозаик. Синие, голубые и белые тона, пол, вымощенный шероховатой плиткой разных оттенков — от белого до темной морской волны. Возле дальней стены стояла — вернее, сидела статуя. Не медведь, не взрослый двуногий. Ребенок, мальчик с медвежьими ушками, поджавший под себя ноги и прикасавшийся к крупной рыбине. Рядом со статуей дымилась и хранила пепел скруток алтарная чаша — почти как дома. А вдоль стен тянулись ряды подсвечников разной высоты, и в них, кое-где, горели странные свечи — синие, сизые, зеленые. Оплетенные травяными нитями и сухими листьями. Оплетка сначала пропитывалась горячим воском, а потом сгорала вместе со свечой. Светозар постоял, посмотрел, припоминая, видел ли он что-то похожее, но так и не вспомнил. Он слышал о заговоренных свечах, которые лили два или три мастера из шакальего племени — пекарь себе такие свечи заказывал, но никому не показывал, только молва доносила. Оплетали ли шакалы свечи травой? А кто его знает. Наверное, об этом можно почитать, если нужная книжка найдется в библиотеке, но Светозар себя знал — до библиотеки он не дойдет.
Из неприметной двери за подсвечными рядами вышел жрец Феофана — седой медведь в темно-синей хламиде, усеянной серебристыми рыбками. Светозар решил, что пора линять, но его остановили. Медведь пожелал ему доброго утра, поинтересовался, пришел он просить о помощи, просто любопытствует или хочет поставить свечу о здравии.
— Я посмотреть, — честно сказал Светозар. — А свечи дорогие? Мне бы одну, бате надо, а то у него голова болит, он контуженный.
— Пойдем, — сказал медведь. — Кинешь монетку в ящик для пожертвований, больше ничего не нужно.
Они свернули в закуток за другими подсвечниками и оказались возле коробок со свечами. Сухонькая старушка, белая медведица, улыбнулась, протянула Светозару темно-синюю свечу. Рассказала, что оплетка не из травы, а из водорослей — «трава у наших братьев-пещерников на юге, там зелени в избытке, но они Феофана мало почитают, Пчельник им милее» — отвела к рядам подсвечников, указала: «Здесь поставь, возле этого окна Феофан лучше слышит». Светозар зажег свечу, получил еще скрутку — пучок водорослей со стружкой сушеной рыбы — пополнил алтарную чашу, морщась от непривычного дыма. Дома в скрутки для Камула добавляли стружку вяленого мяса, Хлебодарной колосья жгли, но основой служили травы, цветочные лепестки и ягоды, запах был совсем другим.
Он осмелился спросить о статуе — почему ребенок, а не взрослый? — и выслушал короткий рассказ. Слова переплетались с потрескиванием скруток и свечей, пронизывались дымом, укутывающим статую в сизый плащ.
— Наша молельня называется «Схождение полярного сияния». В скрижалях записано, что Феофан трижды ловил волшебную рыбу. Первый раз, в детстве, он попросил ее разогнать тьму длинной зимы. Вернуть солнце на небосвод рыбе оказалось не под силу, но она подарила Феофану пляску холодного огня, примиряющую нас с сумрачными днями, и дарующую надежду на рассвет после долгой ночи.