— Беги, Рыжий! — скомандовал Феликс, и такса бешеными прыжками бросилась наперерез зверю. Феликс выкинул пустую гильзу, снова зарядил ружье и двинулся потихоньку вперед по просеке, когда внезапно в глубине зеленого тоннеля мелькнула тень, причем не зверя и не птицы — тень человека. Феликс остановился, прислушиваясь, но кругом было тихо, и он решил, что ему просто померещилось. Тут залаял Рыжий, негромко, но так, чтобы хозяин догадался, что он догнал раненого кабана. Рыжий был умным псом и никогда не поднимал лишнего шума. Меж старых сосен снова что-то мелькнуло, и теперь Феликс испугался: неужели Гловацкий? Он решил позвать Рыжего обратно, свистнул раз, другой, но собака ответила лаем, значит, кабан жив, еще держится на ногах, значит, Феликс выстрелил неточно уже второй раз, чем же это кончится сегодня? Ему послышались сзади шаги, он оглянулся и замер. Шагах в двухстах стоял мужчина в тирольской шляпе и целился в него из охотничьего ружья.
— Туланец, я вас узнал, — заорал тот издали, — сдавайтесь!
— Пошел ты к… — выругался Феликс, мгновенным движением направил дуло своего обреза на преследователя и начал медленно пятиться назад, следя, чтобы не споткнуться. Густой ельник, примыкающий к вырубке с юго-запада, был недалеко, и Феликс направлялся туда. Он был совершенно спокоен, зная, что охотник не решится открыть огонь, не так-то легко стрелять в лесу в человека, даже если человек этот — браконьер. А что тот узнал его — не беда. Этого потом никто не сумеет доказать.
Уже почти совсем рассвело, что не было на руку Феликсу. Выйдя из леса, он будет виден издалека. Нет, лучше отсидеться в зарослях у Желтого пруда.
Добравшись до ельника, Феликс заметил под березами второго охотника; это его немного смутило: облаву они, что ли, устроили? Но, преодолев тревогу, он углубился в лес, свистнул, призывая Рыжего, и тот, словно угадав, что происходит, бросил кабана и примчался, запыхавшийся и расстроенный. Они вдвоем плутали по им одним только известным тропинкам и очутились наконец в сыром ольшаннике. Туман, окутавший Желтый пруд, добрался даже сюда и был теперь их союзником: господа охотники не увидят их ни в какой бинокль.
Густой запах прели, голые и скользкие корни ольхи, коварная трясина, сверху поросшая травой, — все это обычно заставляло Феликса обходить эту часть леса стороной. Теперь он тоже шел медленно и осторожно, чувствуя себя в безопасности. Так он вышел на опушку, туман редел на глазах, убегая ввысь, занималось погожее, солнечное утро. Феликс внимательно огляделся кругом, не обнаружил ни души и уже ступил было на низкий луг, отделявший ольшаник от Желтого пруда, как слева, из белой дымки, вынырнула фигура охотника. Он крался, пытаясь не производить шума, но его резиновые сапоги, увязая в болоте, громко хлюпали. Феликс отступил за ствол ольхи, не отпуская Рыжего от себя, охотник, шлепая сапогами, прошагал метрах в десяти от них, не подозревая, что противник так близко. Феликс всмотрелся внимательно: нет, этот тип был ему незнаком. Очевидно, кто-то новый. Многих старых членов охотничьего общества он знал еще по тем временам, когда устраивал для них облавы, получая за это по пятьдесят злотых в день; дело было, конечно, не в деньгах, а в удовольствии участвовать в подлинной охоте. «Это уже третий, — отметил про себя Феликс, — настоящая травля». Он выждал, пока тот прошел и исчез за выступом леса, и заколебался: отступить в глубь ольшаника или идти к болоту. После минутного раздумья выбрал второе, быстро пересек сырой луг и нырнул в заросли тальника и высоких камышей. Отсюда, прыгая с кочки на кочку, можно подойти вплотную к Желтому пруду. Из камышей с шумом вылетела утка, и Феликс рассвирепел: ведь этакая глупая птица может запросто выдать его. Но не успел он потихоньку выругаться, как совсем рядом грянул выстрел, и утка сырым комочком свалилась на землю. Значит, тут где-то у воды четвертый стрелок. Феликс опять подумал, не вернуться ли в ольшаник и оттуда — в лес, но ему показалось, что на лугу, позади, снова раздается шлепанье сапог по болоту. И он медленно, обходя опасную трясину, побрел вперед. Идти становилось все труднее. Этой весной было больше воды, чем обычно, и почва угрожающе прогибалась под ногами. Хорошо собаке — та везде пробежит на своих четырех лапах. Потный и запыхавшийся, он вышел наконец к воде. Стайка поганок с писком метнулась ввысь, и сразу же по камышам пронесся тревожный щебет, словно предупреждая об опасности. Феликс внимательно озирался кругом, на пруду было пусто и спокойно, и он ощутил себя в безопасности — преследователям нелегко будет сюда проникнуть, кто не знает как следует переходов, может застрять навсегда. Ноги у него промокли совсем, он снял кеды и сунул их в карман куртки. Сесть было негде, кругом ни клочка сухой земли, ни единого пенька; Феликс просто присел на корточки, держа обрез на коленях, вскоре, однако, у него от неудобной позы затекли ноги, и он понял, что долго тут не выдержит. Неподалеку, метрах в полутораста от камышей, зеленел на пруду небольшой островок, поросший ольхой. Феликс хорошо знал его, когда-то там гнездились седые цапли. Он решил поплыть туда и отсидеться до вечера.