— Имя?
— Матеуш.
— Профессия?
— Техник-лесовод.
— Точнее: техник или лесовод?
— Техник-лесовод. Работаю лесничим в государственных лесах.
— Оно и видно. Значит, как все произошло? Рассказывайте по порядку.
— Мы с моим братом Борисом ехали на его машине в Слотынь в связи с кражей леса. Я сидел за рулем. Борис, когда приезжает, часто дает мне вести машину, права ведь у меня есть…
— Давайте без беллетристики. Покороче.
— Значит, около Гродеца, гляжу, какой-то тип на велосипеде, явно пьяный, выскакивает из ворот и прямо под колеса. Борис кричит: «Тормоз!» Но это было не так просто. Я свернул вправо, чтобы не задавить дурака, и врезался в липу. У меня не было другого выхода.
— А раньше?
— Что раньше?
— Перед поездкой в Слотынь.
— Спали.
— Долго?
— Часа два.
— А еще раньше?
— Пили.
— Вот именно. А дальше что?
— У меня не было выхода: или на велосипедиста, или на дерево.
— Кто-нибудь видел этого велосипедиста?
— Было еще очень рано.
— Часов шесть?
— Примерно.
— И велосипедиста никто не видел?
— Мне некогда было за ним гнаться, пришлось срочно вызывать Скорую помощь, я не пострадал совсем, но Борису, брату значит, здорово досталось, я даже точно не знаю, что с ним. Когда его вытаскивали из кабины, он ужасно стонал.
— В Скорую помощь вы звонили из милиции?
— Из милиции. И меня тут же задержали.
— А вы что хотели? Орден получить?
— Я же ничего не говорю.
— А брат, как его, Борис Рутский, потерял сознание?
— Нет, нет, что вы!
— Что же он говорил?
— Не помню.
— А вы вспомните.
— Ну говорил, что я его покалечил.
— Покалечили? А кровь была? У него на лице, например?
— Была.
— Что же он говорил еще?
— Не помню.
— А он не сказал: «Если б ты умел хорошо водить машину, мог бы проскочить»?
— Возможно.
— Да, да, он именно так и сказал.
— Я не отрицаю.
— А вы утверждаете, что не было другого выхода — только или на человека, или на дерево. Оказывается, выход был.
— Говорить легко.
— Легко. Многое делать легко. Например, спьяна сесть за руль и покалечить человека. Верно? Мне очень жаль, но придется вас здесь задержать до решения прокурора.
— Прокурора?
— А вы думали ксендза? Исповедаться еще успеете.
Вначале Матеуша испугало слово «прокурор», но затем он подумал, что все равно больше сорока восьми часов его держать не будут. Прокурор ведь не подпишет ордер на арест. Зачем? Матеуш не пытался бежать после аварии, сам пошел в милицию, вызвал Скорую помощь и рассказал о случившемся. Его должны отпустить домой до суда. Двое суток можно выдержать где угодно, а потом он наймет адвоката, хорошего адвоката, и все уладится. В конце концов, это не бог весть какое преступление. Несчастный случай. А с Борисом ничего страшного не случилось, в дерево они врезались не так уж сильно, скорость была небольшая, и ведь он, Матеуш, нажал на тормоз. Или, может быть, на газ? Уж очень легко поддался этот тормоз. Нет, нет, не на газ. А Борис стонал, потому что был пьян.
Камера, в которой единственным предметом обстановки были большие деревянные нары, была пуста, и Матеуш очень обрадовался: не будет расспросов — когда, за что и почему. Он вытянулся на нарах и вскоре уснул. Когда уже совсем стемнело, его разбудили голод и тупая головная боль. Матеуш не сразу сообразил, где он, сознавал лишь, что случилось что-то очень плохое. Вспомнив наконец, в чем дело, он облегченно вздохнул и попытался уснуть снова, но не смог: перед глазами стоял «вартбург», беспомощно прижатый к стволу липы, окровавленное лицо Бориса, затем он представил себе, что творилось в лесничестве, когда Здися узнала, что Борис в больнице, Матеуш за решеткой, а машина на дереве. Он не сомневался, что люди сообщили обо всем Здисе, да и Калине тоже, она хоть займется домом или, вернее, коровой и поросятами, а может быть, старик Колодзей не разрешит ей, все возможно. А что скажут в управлении лесничеств? Уж конечно, не обрадуются, работы до черта, а лесничий в тюрьме. И как управится Здися, оставит машину на дереве и поедет поездом? Ей же нужно к Борису, с ним, надо думать, ничего серьезного не случилось, он даже не потерял сознания, ну рассек висок, потерял много крови, испугался, но почему не смог сам вылезти из кабины, ведь не притворялся же он, это на Бориса непохоже, он любит иной раз поломаться, но не при таких обстоятельствах, что-нибудь он себе повредил, может быть, сломал ребро; нет, он что-то говорил про ногу, наверное, ушибся или, не дай бог, сломал кость, но, в конце концов, от перелома не умирают и даже калеками не остаются, незачем раньше времени расстраиваться, придумывать бог весть что…