— А вы знаете, что такое инстинкт справедливости? — перебил его Манусь.
Матеуш на мгновение опешил, но не сдался.
— Инстинкты у животных, а у человека — разум.
— Это все слова. В вас полностью отсутствует инстинкт справедливости, и вы примиритесь с любым насилием, лишь бы оно выступало под личиной закона, пойдете, как баран, на бойню. Впрочем, все правильно. Именно такие люди всегда нужны.
— Не увлекайтесь, Манусь. И не оскорбляйте меня.
— Простите, я вовсе не хотел.
— Когда вы заговорили о моей защите, я думал, что вы мне что-нибудь подскажете в рамках существующего закона. А вы говорите — надо отменить закон, потому что он демагогичен! Нет, я в такие чудеса не верю. Не буду с вами спорить, я не теоретик, но не верю — и все тут.
— Вы начисто лишены воображения.
— Возможно.
— Вместо того чтобы бунтовать, хотите приспособиться.
— А вы все время говорите газетными фразами. И вообще с вами нельзя беседовать всерьез.
— Ну знаете!
Матеуш был зол и немного даже смущен, что разрешил Манусю вовлечь себя в этот разговор. Удивительно, до чего странные люди живут на свете.
— Я всех презираю, — говорил Манусь дрожащим голосом, — и этих палачей в мундирах и вас, беспрекословно подчиняющихся им.
Матеуш громко расхохотался, но это не смутило Мануся.
— Я вас ненавижу. Вы это полностью заслужили.
Матеуш подумал о том, что вот уже второй сумасшедший встретился ему с тех пор, как он попал за решетку. Ведь тот, Кренжель, тоже был похож на сумасшедшего. Любопытно, что в нормальной жизни не встречаешь стольких чокнутых. Потом он вспомнил, что заключенные, особенно те, которым угрожают большие сроки, часто симулируют безумие. Этот вдохновенный семинарист, несомненно, симулянт. При этой мысли он ощутил, с одной стороны, беспокойство и досаду, что придется все время быть начеку, а с другой — любопытство, надежду, что вокруг будут твориться интересные вещи.
Назавтра во время прогулки его внезапно окликнули:
— Матеуш, Матеуш!
Голос был знакомый, но Матеуш никак не мог вспомнить, кому он принадлежит. Он всматривался в окна камер, но никого не увидел.
— Рутский, да оглянись же ты!
— Молчать, черт возьми!
Голос доносился с противоположного конца двора, где прогуливалась другая группа заключенных. Кто-то махал высоко поднятой рукой, и Матеуш узнал наконец Феликса Туланца. Матеуш не удивился, увидев его здесь, он сам не раз предупреждал, что Феликсу не миновать тюрьмы. Он попытался подойти ближе к Феликсу, но его группу уже уводили с прогулки. Феликс еще что-то кричал, надзиратель строго одернул его, и Феликс, замолкнув, исчез в воротах. То ли встреча со страстным охотником-браконьером Феликсом Туланцом так подействовала на Матеуша, то ли яркое солнце, подчеркивающее контраст между серыми стенами и свежей зеленью нескольких тополей, растущих на тюремном дворе, но вдруг запахло лесом, простором, в ушах зазвенел лягушачий крик на Желтом пруду, зашумели камыши и вербы. Матеуш ощутил как бы сильный голод, судорогой сжавший горло, он прикрыл глаза и будто воочию увидел зеленоватую водную гладь, от которой веяло свежестью и прохладой, сейчас он кинется и поплывет к острову, там, в высокой, по пояс траве стоит Калина; вот ведь не приехала, даже не хлопотала о свидании, может быть, старик не пустил…
— Что стоишь, как на именинах?
Матеуш зашагал, подумав: «Я тоже, должно быть, похож на сумасшедшего», — а вслух сказал:
— Мне сделалось дурно.
— Знаем, знаем.
Матеуш не сразу понял, что знает толстощекий надзиратель, а когда догадался, что его приняли за симулянта, вскипел от ярости. И снова пахло мхом, еловыми шишками, грибами, но теперь запах леса уже не трогал, не волновал Матеуша, он лишь снова ощутил тот странный, давящий голод.
К счастью, время прогулки кончилось, в камере все же лучше, толстые стены и обшитая железом дверь исключают подобные миражи.
В полдень в камере неожиданно появился не кто иной, как Кренжель. Несколько мгновений он стоял неподвижно, делая странные гримасы, затем бросился Матеушу на шею.
— Привет, коллега, вот так встреча!
Матеуш стряхнул его с себя, и Кренжель сделал обиженное лицо.
— Я вижу, ты мне не рад.
Затем он молниеносно и неожиданно протянул руку Манусю, который шарахнулся от него, как от прокаженного.