— Это политика! — рявкнул Петер. — Борьба не на жизнь, а на смерть. Так всегда говорил капитан. Так говорил Бартек, не на жизнь, а на смерть.
— Они хотят запугать Кароля, — робко пояснила Магда, она немного робела перед Ксаверией и была в претензии на Кароля за то, что он поселил ее здесь, точно в целом городе не нашлось жилья для учительницы, — хотят оторвать его от партии, скомпрометировать.
— Кто они? Модест?
— Модест и другие. Легальная оппозиция.
Вдруг стало темно.
— Электростанция, — сказала мать. — Снова-здорово.
— Я не понимаю, — дулась в темноте Ксаверия, — я решительно ничего не понимаю…
Кароль закрыл папку, впрочем, света ему не требовалось, он знал наизусть бредни Модеста. Где тот встретил Бартоломея Новака, кличка «Бартек», кузеном которого назвался, хотя отнюдь не состоял с ним в родстве, — тут каждый третий — Новак. Встретил в Щецине, а потом в банде Блеска. Что делал в банде Блеска сам Модест? Хотел уговорить Блеска выйти из леса. А что там делал Бартек? Был правой рукой Блеска и чуть ли не его наставником. Что говорил Бартек? Говорил, что сочтется с Каролем, но на это еще есть время. Из-за чего сочтется? Это все знают. Все? Пожалуй, нет. Управление госбезопасности, например, не знает, а желало бы знать, что известно людям и Модесту. То, что Кароль отнял у него девушку, женщину, Магду Новак, которая была невестой Бартека…
Невеста Бартека, Магда. Она вцепилась в телегу и плакала, плакала, а на телеге лежал Бартек, убитый, но еще не в последний раз, как говорил Петер. Невеста Бартека, Магда, просила, да, просила: «Возьмите меня с собой, в ваши края, что мне тут делать одной, сироте, отца у меня убили, за Бартека его убили — не застали Бартека, не нашли. Возьмите меня, мама, пани Новак, возьмите меня». Невеста Бартека, Магда, которая послушно ответила: «Да». «Да, я выйду за тебя, Кароль, сейчас же выйду за тебя, я всегда о тебе думала и ты мне нравился еще когда с Бартеком… Выйду за тебя, только я не девушка (тут она заплакала, как возле той телеги), я не девушка, потому что с Бартеком, с ним…» Невеста Бартека, Магда, его жена, которая так любила его и хотела родить ему сына, похожего на него, ибо тогда бы он походил и на Бартека, Магда, которая действительно защищалась от этого воскрешения Бартека, от этого чуда, состряпанного Модестом на потребу легальной оппозиции, Модест воскресил Бартека и шантажирует им секретаря повятового комитета ППР Кароля Новака, ибо речь идет об определенном проценте мандатов для легальной оппозиции, терзает Модест этим воскресшим, ожившим Бартеком Магду, жену секретаря повятового комитета ППР, терзает его старую мать призрачной надеждой, ибо речь идет об этих мандатах для легальной оппозиции. Кошмар, подлость, низость. А они выпустили этого Модеста, Смоляк его выпустил. Зачем хочет идти Модест к Блеску? Чтобы привести Бартека. Ведь Блеска нет в живых. Но Бартек оказался ему достойной заменой. Не смеется ли Модест? Дает слово офицера, майора Войска Польского. Бартек предостерегал насчет этого Модеста. Тогда Кароль заподозрил, что у брата уязвлено самолюбие. Модест стал майором, а Бартек майора не получил. «Это змея, имей в виду», — говорил Бартек, а Кароль пожимал плечами. Его заботило другое. Еще шла война, но уже надо было брать власть. Тогда Магда сказала: «Ты отсиживался, не шел в лес, ссылаясь на какое-то другое дело, которое не менее важно, все ради того, чтобы теперь — к власти. А он, хоть и моложе тебя, — на фронт, с еще не зажившей раной». Так сказала тогда Магда, невеста Бартека. Так она сказала и была тогда в чем-то по-своему права, ибо любила Бартека, не его. Потом просила: «Возьмите меня», и была права, отца ее убили за то, что прятал Бартека; потом говорила: «Выйду за тебя», и была по-своему права, хотела полюбить его, может, Бартека хотела любить в нем, может, его самого, никто этого наверняка не дознается, она сама толком не знает, не знала тогда и теперь не знает; и он не знал, любит ли ее, разбираться в таких вещах трудно; не знал, любит ли ее, когда предлагал руку и сердце, знал только, что мать очень обрадуется, будет ему благодарна. «Ну, конечно, — сказала она, Кароль помнил это отлично, — ты первый на нее заглядывался, еще до Бартека, бывает так, что брат женится на вдове брата, а она почти вдова», — сказала мать; Кароль это отлично помнил, и как заглядывался, помнил, еще тогда не были в подполье ни он, ни Бартек, тот ревновал Магду, уж такой у него была натура: любовь — так не на жизнь, а на смерть, борьба — тоже не на жизнь, а на смерть. «Ты как огонь», — говорила мать Бартеку. А он отвечал: «А вы как водица, комнатная водица». Значит, Кароль не знал тогда, любит ли Магду, но теперь любит ее, может, за то, что была лояльна, и она одна, если не считать Чеслава, не верила в бредни Модеста; может, потому не верила, что они были для нее слишком страшны, может, она представляла себе воскресшего, возвращающегося Бартека и положение, в которое попадала, может, боялась своей неверности; впрочем, безразлично, по каким причинам не верила в бредни Модеста, из-за которых даже Петер иногда терял самоуверенность и, казалось, сомневался, даже Смоляк из Управления госбезопасности малость верил, иначе не выпустил бы Модеста; удивительно, как иные люди бывают склонны верить всевозможным бредням; провокация Модеста была так грубо сработана, что даже слепой определил бы это на ощупь, а поручик Смоляк отпускает Модеста под честное слово офицера, Модест уходит и, конечно, не возвращается, ни с Бартеком, которого воскресил, ни собственной персоной; Смоляк избегает разговора на эту тему, есть дела поважнее, говорит он, бандиты пугают людей заревами, сколько этих зарев будет накануне выборов, сколько еще людей погибнет… Смоляк избегает разговора, а Каролю не хватает духу, чтобы сказать ему, что Модест тоже из банды, было бы меньше одним главарем поджигателей, если бы Смоляк проявил больше сметки и бдительности; выпустить такую пташку за месяц до выборов — это, пожалуй, ошибкой не назовешь, ошибаться может каждый, но это больше, чем ошибка, это невыполнение партийного долга, обязывающего быть бдительным и беспощадным к врагу, особенно к такому, который не останавливается перед клеветой, оплевывает погибших, шантажирует; но Кароль не сказал этого Смоляку и не скажет, не хочет докучать ему, напоминать; надо обеспечивать безопасность митингов, собраний, охранять важные объекты, людей маловато, люди переутомлены, недосыпают, Кароль хорошо это знает; он знает также, что стоит ему собраться в глубинку, как эти безотказные ребята Смоляка, молокососы вроде Чеслава и постарше — тут как тут, обеспечат порядок на любом собрании, любом мероприятии, даже не покажут виду, что устали, только потом будут валиться с ног, спать, стоя на морозе; действительно, сейчас не время упрекать, выговаривать, проявлять недоверие к Смоляку, который тоже, как и все, ест и спит стоя. За окном зима, в темноте чуть искрится снег, зеленый флаг в окне адвоката угомонился, глаза слезятся, холод взбирается все выше по ногам, Кароль не думает о нем, он привык к холоду так же, как к своим мыслям о Модесте; Бартек не вернется, мертвые не возвращаются, это лишь складки зеленого флага напоминают человеческое лицо, весьма расплывчатое, лицо человека, который вынужден молчать; это лицо Бартека, погибшего в глубоком овраге и ожившего в бреднях Модеста; Модест — якобы кузен, змея, как говорил Бартек, Модест — майор, который живенько улизнул из армии и примкнул к легальной оппозиции, Модест — тварь. Магда, не бойся Модеста, не бойся Бартека, мертвые не возвращаются, это борьба не на жизнь, а на смерть, враг, не брезгающий никакими средствами, готов призвать на помощь покойников, Магда, мы не будем бояться Бартека, но и не станем лишать надежды маму…