Пантера отступила от решетки и ушла в дальний угол.
— Не смеется, — кивнул Тимофеич. — Плачется. А ведь он кот, хоть и лесной. С чего ему плакать? А я тебе так скажу, старая, у нас тут всем плачется. А кому смеется, тому до слез.
— Пьян ты, Егорушко, — покачала головой старуха. — Иди-ка спать.
Сторож покачнулся и двинулся прочь. Потом остановился, повернулся и глянул на старуху.
— Спать-то я пойду… а вот ты мне скажи чего спрошу. Ты вроде как чье-то будущее видишь, чего-то там про кого-то знаешь… Вот увидь пожалуйста, когда нам смеяться начнет? Когда плакаться перестанет? Вот что будет лет через двадцать, а?
Старуха пожала плечами.
— Не знаешь, — горько усмехнулся сторож. — А еще всевидящая.
Она смотрела в удаляющуюся ссутулившуюся спину обиженного жизнью человека. Не дай бог ему узнать о том, что ей привиделось. И без того пьет без просыху, а если узнает о том, что через двадцать лет, может и вовсе ничего кроме слез не будет…
Впрочем, если сидеть и ничего не делать, так может случиться, что и слезы лить некому станет. Старухи поднялась и двинулась вглубь парка.
С этой стороны, где не было фонарей, пруд казался бездонным и черным, как глаз пантеры. Старуха опустилась на колени у самой кромки воды и принялась вглядываться в собственное отражение. Полная луна и ясное небо были кстати. А вот ветерок, что рябил воду и рассыпал картинку, мешал сконцентрироваться, чем немало злил.
Однако злость в задуманном была плохим помощником, и старуха откинула все эмоции. Наконец, отражение оторвалось от той, что его отбрасывала, и поплыло совершенно самостоятельно куда-то вдаль и вглубь по лунной дорожке.
Она двигалась от блика к блику, от года к году, зная только точку, в которую должна попасть. Все дальше и дальше удалялась от оставшегося на берегу пруда тела. Вглубь воды, вглубь времени. Вглубь пространства. Вскоре блики пропали вовсе, и она поняла, что попала туда, куда шла.
Понимание того, что она стоит на дне, а вокруг плотная и непроницаемая вода, пришло вдруг. В первое мгновение захотелось рвануть вверх, спасая легкие, но она переборола животный инстинкт. Не надо рваться вверх. Надо идти вперед. Шаг, еще шаг. Старуха знала куда двигаться, помнила путь, хотя с последнего ее здесь появления прошли сотни лет. Еще несколько шагов. Дно было вязким, ноги проваливались словно в ил. Еще несколько шагов и над головой расступилась водная гладь.
Старуха не останавливалась и вскоре оказалась на берегу. Вода накатывалась черно-красными, как венозная кровь, волнами. Далеко впереди горбатился знакомый мостик. В груди тревожно защемило. Ноги сами понесли в ту сторону.
Мост оказался дальше, чем можно было бы предположить. И был он не маленьким и горбатеньким, а имел довольно внушительные размеры. Поодаль вдоль всего берега была пустошь, чуть дальше топорщились головешками обгорелые остовы изб. Пахло гарью и тлением. Впрочем, на пейзаж, как и на запахи, она не обращала особого внимания. Интересней была фигурка всадника, что отделился от моста и скакал ей навстречу.
Она узнала воина прежде, чем тот успел доскакать и остановиться, резко вздернув коня на дыбы. Простая кольчуга, черный плащ, хотя раньше он носил красный, притороченное к поясу странного вида оружие. Он не изменился с тех пор, как она видела его в последний раз мертвым. И очень незначительно изменился с той поры, как был живым. Только задавленной безразличием тоски в глазах поприбавилось.
— Здравствуй, Милонег.
Витязь спрыгнул с коня, бросил поводья.
— Смешная шутка желать здоровья мертвому. Почему ты здесь?
— Видения, — отозвалась старуха. — Тревожно мне. Чувствую что-то мощное, темное… чую, что близко оно. Скажи, как на той стороне?
— Никак. Затихли. Дня три тому последний раз перли. Но как-то вяло. Они теперь осторожничают что-то. Не чаще чем раз в неделю ломятся и то будто для отчету. Сильно не бузят.
— Значит, начали готовиться. Силу копят. Вот что, Милонег, ты нужен мне там.
Милонег посмотрел на старуху как на заморское диво.
— Ты заговариваться стала, не иначе. Мертвым отсюда ходу нет, тебе ли этого не знать. Да и нужды нет. Мы заставу держим.
Старуха кинула взгляд на тот берег, что терялся во тьме, пристально посмотрела на витязя.
— Если они серьезно готовятся к прорыву, то застава ваша не сдюжит. И я там не справлюсь. Мне нужна помощь. А как тебя вернуть, это уже моя забота. Мертвым ты там не будешь, уж поверь мне.
— Верю. Но Ящер так просто не отпускает.
Милонег глядел сурово. Мальчишка, зло пронеслось в голове, учить меня вздумал. Старуха повернулась и пошла прочь, к тому месту, где вышла на берег.
— Ступай за мной, — бросила не оборачиваясь. — И не перечь. Я покон знаю, будет Ящеру жертва.
Она сделала еще несколько шагов, за спиной было тихо. Начиная яриться, старуха обернулась. Богатырь стоял там же, с места не двинулся.
— Ступай за мной, — повторила старуха.
— Не пойду.
Злость готова была плеснуть через край, и она не стала сдерживаться.
— Добренький? — гаркнула старуха так резко и мощно, что богатырский конь всхрапнул и испуганно отпрянул. — Все вы добренькие. Одного мученика им жалко, а сотни невинных это плевать. Вроде как богами предначертано. Не зли меня, ради богов. Твой дружок знает каково меня сердить. До сих пор в себя прийти не может.
Богатырь потупился.
— Ступай следом и не отставай, — смягчилась старуха и побрела к воде.
Витязь шел следом и недовольно сопел, однако ослушаться не решился. Старуха остановилась только когда дошли до нужного места. Замерла у самой кромки воды и посмотрела на витязя.
— Слушай и запоминай. Пойдешь за мной. След в след. Отстанешь хоть на шаг, считай пропал. Как доберемся до места, двигайся на свет. Запомнил?
Богатырь молча кивнул. Он по-прежнему был хмур и неразговорчив. Старуха решила на этом закончить. Лишние знания — лишние вопросы, а лишние вопросы это лишние сложности. Сейчас они никому не нужны. Сейчас нужно только одно — успеть вернуться до захода луны.
Милонег двигался на шаг позади, стараясь держаться старухиных следов. Впрочем, скоро это стало невозможным, потому как ноги оказались в воде. Сквозь черные волны было невозможно разглядеть ничего. Вода покрыла с головой и все, что видел впереди — старушечью спину.
Наверху лег дорожкой мертвенный свет полной луны. Старуха дернулась туда и заскользила от блика к блику. Витязь не отставал, один раз только отвлекся, когда мимо, в обратную сторону, пронеслось что-то маленькое, напуганное, готовое разреветься, но боящееся даже слезинку пустить.
Ребенка сгубила, пронеслось в голове. Значит, его вместо дитя малого…
Додумать Милонег не успел, лунная дорожка превратилась в мощный поток света. Свет ударил по глазам, выбив и мысли и память о прошлом. Потом стало холодно и плохо. Возмущение выплеснуло наружу, но слов не было, их попросту не осталось в голове, и он закричал.
— Все, — врач устало опустил руки.
Хотел было потянуть вниз повязку, но сестра вдруг вздрогнула и повернулась, сверкая глазищами. Под повязкой явно была улыбка.
— Пульс. Доктор он дышит!
Доктор постарался сохранить спокойствие, но получилось плохо. К младенцу рванулся, словно студент, впервые принимавший роды. Сестра молча стояла рядом, а он вдруг почувствовал, что его прорвало.
— Дыши, дыши, маленький, — бормотал он себе под нос едва слышно. — Господи, как ты меня напугал.
Ребенок зашевелился, наморщился и закричал. Доктор бережно поднес младенца к матери:
— Ну, мать-героиня, смотри на своего дважды рожденного. Как назвала-то? Или не решила еще?
— Олег, — с трудом улыбнулась женщина. — Его будут звать Олег.