Он думал о работе.
Сафонов всегда говорил себе, что разведчик должен в любой ситуации сохранять хладнокровие. Это азы, это очевидная истина, понятная даже ребенку. Никогда нельзя давать волю эмоциям — ведь в опасной ситуации один дрогнувший мускул на лице сможет выдать тебя с потрохами. Достаточно один раз ослабить хватку, как дальше все покатится вниз по склону, как снежный ком, и все — ты больше не разведчик, ты заключенный или труп.
«Даже наедине с собой, — говорил себе он, — даже наедине с собой ни в коем случае нельзя давать волю эмоциям. Вообще, конечно, этих эмоций и вовсе не должно быть: только холодная голова, только мысли о деле, и ничего больше».
Но произошедшее с Кестером страшно злило его. Настолько злило, что хотелось сунуть голову в ведро со льдом, чтобы перестать испытывать эту злобу — ведь это плохо, нельзя, нехорошо испытывать сильные эмоции, и нельзя волноваться, нельзя нервничать, от этого все может пойти ко всем чертям.
Нечто извне вмешивалось в работу отлаженного механизма, и из-за этого шестеренки начинали тормозить и предательски скрипеть. Такого быть не должно. Ситуация всегда, абсолютно всегда должна быть под контролем. Сейчас Сафонов не чувствовал этого контроля.
«Но если очень хочется и никто не видит, то можно», — подумал вдруг он, выбрасывая окурок, и со всей силы, сжав зубы до крови в деснах, ударил кулаком в стену.
ВЫПИСКА
из протокола допроса подозреваемого в шпионаже
Гельмута Лаубе от 1 июля 1941 года
Вопрос. Когда и каким образом вы познакомились с Клаусом Кестером?
Ответ. В ноябре 1939 года, вернувшись из Польши, на званом ужине в Берлине.
Вопрос. Вы поддерживали с ним близкие отношения?
Ответ. Не очень. Мы редко встречались.
Вопрос. Насколько часто вы общались с Кестером в Москве?
Ответ. Примерно раз в два‐три месяца. Не особенно часто.
Вопрос. Это он передавал вам задания из Центра?
Ответ. Да.
Вопрос. И задание выяснить данные о Брянском гарнизоне тоже передал вам Кестер?
Ответ. Да.
Вопрос. Когда он передал вам это задание?
Ответ. Двенадцатого июня.
Вопрос. Когда вы последний раз видели Кестера?
Ответ. Вечером того же дня.
Вопрос. Как это произошло?
Ответ. Он пришел к моему дому и сказал, что очень напуган.
Вопрос. Чего он боялся?
Ответ. Вас.
Вопрос. Поясните.
Ответ. Советских контрразведчиков.
Вопрос. Нам известно, что в ту ночь его приютили в гостинице. Как называлась гостиница?
Ответ. «Пролетарий» на Фрунзенской набережной.
Вопрос. Назовите имена и фамилии тех, кто предоставил Кестеру номер и сопровождал его до поезда.
Ответ. Третьяков Олег Алексеевич, Вавилин Николай Федорович.
Вопрос. Вы получали на следующий день какие‐либо сведения о Кестере?
Ответ. Да. Мне сообщили, что он уехал в Берлин.
Вопрос. Кто вам об этом сообщил?
Ответ. Третьяков.
Вопрос. Когда вы купили билет на поезд до Брянска?
Ответ. Вечером двенадцатого июня.
Вопрос. Что произошло на станции Калинова Яма?
Ответ. Я не знаю.
II
Мост
Мне было десять лет, когда мать и отец повезли меня в Севастополь; это был конец августа, и мы поселились в домике возле мыса Фиолент. Однажды в середине жаркого дня я задремал на террасе и увидел удивительный сон: будто бы я нырнул со скалы в море и погрузился глубоко-глубоко, туда, где в угасающих лучах солнца мир становится темно-синим. На морском дне возвышался роскошный стеклянный дворец с хрустальными колоннами и алмазными барельефами. В этом замке невиданной красоты не было никого, только чудные большеглазые рыбы смотрели на меня, беззвучно раскрывая в изумлении рты. Я плавал по огромным комнатам и длинным извилистым коридорам, нырял узкими колодцами винтовых лестниц и в конце концов добрался до главного зала, где на величественном троне из зеленого стекла восседал хрустальный скелет в серебряной короне, украшенной жемчугом. Но в глазницах его прозрачного черепа искрились рубины кровавым огнем, и страх овладел мной.
Я понял, что воздух уходит из легких, и попытался подняться, но слишком запутанными были эти комнаты и эти коридоры; я не мог найти обратный путь, и когда уже казалось, будто я наконец нашел дорогу к поверхности, всякий раз я натыкался на невидимый стеклянный потолок.