Ни при каких условиях!
Но и как в реальности остановить мужчину, она не знала. И отчего-то помимо страха, испытывала непонятное, но словно бы очень привычное для себя состояние робости и неуверенности… Хотя нет, вернее сказать — полной уверенности, что ни на что повлиять никогда не сможет.
Беспомощность…
Ядовитые эмоции, на корню отравляющие все то чудесное и волшебное, что она чувствовала в последние дни около Захара; разрушающие нечто еще очень осторожное и хрупкое внутри Лэли, казавшееся таким близким еще утром, или когда на рынке обнимал.
— Захар… — ее голос дрожал.
— Что, моя лэле? — его ломался хрипотой, как камни срываются с горного обрыва в бездну с низким гулом.
— Не уходи… — едва слышно, как будто только в мыслях.
— Я быстро обернусь, моя бесценная. Мне это нужно сделать. А ты просто не выходи из дому. Дождись… Блуд на веранде будет, чтобы ты не оступилась, не поранилась, — горячие пальцы костяшками прошлись по ее щеке, чуть задев дрожащие губы.
Замерли. Обхватили внезапно щеку всей пригоршней, чуть сжались, воровато и жадно. Он шумно вдохнул, как сквозь зубы протягивая воздух.
Лэля застыла, а по телу дрожь, и вновь то пламя, как в машине, когда из дому выезжали! Сердце птицей забилось в груди! Непонятно, к Захару или от него рвется? Нет… к нему! Хоть и страшно, а к этому непонятному и мрачному, но такому доброму к ней мужчине тянется!
И он к ней тянется тоже, ощущает. Энергетика эта его невероятная какая-то, опаляющая ее кожу. Все его тело склонилось, приблизилось впритык, чувствует. А рука, что лицо Лэли держит, дрожит так, будто он сильнее пальцы стиснуть хочет, дернуть всю ее на себя, и сам себя сдерживает! Едва зубами не скрежещет.
— Я быстро вернусь. Обещаю, — повторил отрывисто, с тем же гулом, обдав ее губы сухим жаром крошащегося шепота своих слов.
На секунду прижался в каком-то диком по напору, почти агрессивном поцелуе, как напал на ее рот! И тут же отодвинулся, всем телом назад подался. Только те самые пальцы, точно цепляясь, не желали ее кожу покидать.
Но Захар оторвал, заставил, подчинил тело титанической воле. Хотя Лэля уже сама за ним потянулась, подняла руки, стремясь за шею обнять, ухватить ускользающее тепло. Удержать…
— Не выходи, ненаглядная. Вернусь скоро, — еще раз тихо прохрипел он.
А сам вышел, печатая шаги, плотно закрыв двери, если по звукам судить.
Тихий рык Блуда, какой-то приказ Захара псу, который не смогла разобрать. Шаги, словно сотрясающие деревянную веранду. А Леля так и стоит посреди комнаты, только теперь поняв, что все еще терзает в руках подаренную сорочку.
Жажда! Буря потребностей, а ни одной дать воли нельзя!
Тело трясет, как в жестоком ознобе, мышцы выкручивает, выламывая кости из суставов, кажется.
И Захар сорвался, едва за первую линию деревьев зашел, хоть и не важно же, по сути, — Лэля все равно не увидит. Но тянул, стремился спрятать надежней. Однако и выдержки надолго не хватало.
Стоило тени раскидистых смерек накрыть его голову, вся сдержанность рухнула. Рык, так долго рвущийся из горла, проявился рокотом, заставляя скрежетать зубами, хрипеть, едва ли не скалиться. Тяжелое дыхание раздирало грудь, круша изнутри ребра, тьма выбиралась наружу, туманя взор багровой мглой. Кулаки сжимались так, будто кости стремились прорвать сухожилия и кожу, а он все пытался дальше убежать, чтобы и тень его безумия не коснулась дома, где он оставил Лэлю.
Кровь пульсировала в голове неким сумасшедшим перестуком шаманского барабана, гудела низким голосом древних трембит в его изначальном, взывая к истокам и тьме сути.
Загремело… в голове? Или над пустым ныне черепом в небе?
Не разбирал уже. Казалось, еще недавно ничего не указывало на приближающуюся стихию. Но это горы, погода здесь настолько же непредсказуема, как и нрав дикого животного…
Круша на пути ни в чем не повинную молодую поросль, вывалился на небольшой просвет у подножия огромного камня, покрытого мхом и кустарником. Рыкнул, задыхаясь, уперся кулаками в валун.
Он не собирался идти к ульям, не в таком расположении духа. Тут и дикие звери не нужны, сам все раскурочит и разбросает! А нельзя.
И к Лэле нельзя в таком раздрае. И волю себе дать тоже…