Услышал и рванул к своей Лэле. И теперь не осталось уже сомнений, что и она вчера вечером его призыв услышать могла, пусть Захар как раз рта и не раскрывал.
Сам, выходит, ее тогда наружу вытащил, подвергнув дикой опасности…
Ненависть к себе взметнулась внутри.
Но тьма ту быстро сожрала. Его внутренний зверь был голоден после всех этих лет в заточении. А в полнолуние сила твари всегда мощнее. Или он привык так считать?..
Однако же его безумие не тронуло Лэлю… Появилось понимание. Захара или его безумной внутренней бездны?
Девушка испугалась, да. Но целой и невредимой осталась.
Тьма берегла то, что принадлежащим ей считала? Зверь никогда не порвет свое кровное…
Сейчас Захар не был в этом уверен. Он ничего уже не стал бы утверждать! Потому что он был Захаром. И собой же НЕ был уже…
Некто изначальный, спокон веков живущий на этой земле, в этих горах и долинах, прорвался сквозь разум и цивилизацию, готовый ото всех и вся защищать ту, которую знал в каждой их жизни, в любом воплощении, кажется!
Захар полжизни боялся давать волю своей сути после того, как подростком когда-то не удержал зверя… Всегда на жестком контроле, как отец учил, как дед наставлял, оба на своем опыте и примере по жизни.
Железной волей любые поползновения внутренней бездны в тисках сжимал. Сохранял власть за собой даже на поле боя, не выпуская берсеркера. А теперь, перед этой девушкой… пал. И зверь отныне верховодил. Потому что слишком важная, слишком глубинное, свое, родное! Как в крови его зашифрованное потребностью в ней, более сильной, чем в воздухе. В том самом генетическом коду. Как до этого выживал? Просто каждым шагом, решением, делом по жизни, похоже, к Лэли двигался…
И вот пришел…
Испугался за Лэлю?
Тысячу раз ДА!! Безумно, невыносимо, бешено… Стоило представить, что она вышла в эту стихию, то ли природой, то ли его неосознанной волей разбуженную… стыла кровь. Само его безумие забывало о своем буйстве.
Не мог потерять ее, пусть несколько дней назад и не догадывался о важности Лэли в своей жизни! И у бушующей природы из лап вырывать был готов, и у костлявых рук потустороннего мира, почудившегося сегодня на поляне совсем близко, обдавшего его своим слепящим холодом!
Потому что Лэля — его!
Трясет всего.
Под кожей, как тока разряды. Будто та чертова молния не в землю, а в него самого, в плоть Захара ушла. И теперь сотрясала судорогой нужды и желания!
— А знаешь, что я вспомнила, когда перед шаровой молнией стояла? — кажется, успокоенная его ответом и не ощущая, что над ее головкой куда более опасная угроза сгущается, вдруг как-то жизнерадостно защебетала Лэля.
— Что? — вытолкнул Захар с новым вздохом, если откровенно, даже не поняв вопроса.
Не мог оторвать взгляд от того, как ее лицо движется, как меняется на нем выражение от мягкой улыбки чуть полноватых губ, манящих его сладостью меда, от фиалковых глаз, нынче чуть прикрытых, мечтательных…
И аромат Лэли!.. Влажные волосы, душистые! Кожа, распаренная страхом и адреналином, подогретая изнутри слишком частым пульсом, который Захар четко слышал, ошеломительный, дурманящий запах источала! Смешанный с ароматом раздавленных ими трав, размоченной ливнем земли, островатым привкусом той чертовой молнии…
Невыносимо! Нет шансов.
Тем более что у Захара и так давным-давно не было женщины. Не хотел мараться о тех, у кого и запах противен, о чужое… А тут свое же! Близкое настолько, словно уже сосудами и жилами срослись. Ну как сдержаться?!
У него не пах, все тело ломило и разбухло, казалось! Все к ней тянулось. И он до дикого безумства жаждал ее. Вонзиться так глубоко, чтобы не осталось границы, чтоб не разобрать, где кто! Вгрызться!
— Я уже видела шаровую молнию, когда была маленькой. Она мою маму убила вроде бы. А я после этого стала…
Кем его Лэля тогда стала, он не дослушал, да и мало что понял, вообще. И ей договорить не позволил. Все! Его предел был достигнут, рубикон пройден, а «глаз» урагана покинут. Захара накрыло личным безумием с такой силой, что не осталось ни единого проклятого шанса!
— Моя! — натурально зарычал, впиваясь пальцами в мягкую и податливую сладкую плоть.
«Лишь бы ее не сломить…», — последняя сокрушенная мысль, погасшая вместе с разумом. И осталась только та дикая тьма, которую столько лет он притеснял и от всего мира прятал в самой глубокой, потайной части себя!
Набросился с какой-то неадекватной, бесконтрольной страстью на губы Лэли, которые продолжали что-то ему рассказывать. Алчно, по-дикому, словно до души девушки через этот поцелуй добраться собирался! Вытягивал все, каждым движением своих губ наматывая на оголодавшие «клыки» собственной сути ее мягкость и нежность, вгрызаясь в сознание и самое интимное пространство.