Предусмотрительно. Даже чрезмерно. Хотя, что она знает о сложностях жизни в горах? Похоже, ничего.
Правда, света им сейчас и не хотелось особо. Зачем, когда в темноте настолько уютно? Кажется, на весь мир — они вдвоем, и гроза уже радует, изолируя от всех, а не пугает. Да и для передвижения по дому хватало мягкого пламени очага в главной комнате. Ну и камин Захар все-таки в спальне растопил…
Лэле так легче было, глазам мягче, вновь четкость вернулась, которую совсем недавно обрела, и девушка, как завороженная, если честно, рассматривала лицо мужчины. Взгляд оторвать не могла! Чем его, удивительно (!), порядком нервировала.
— Я действительно, самый обычный, Лэле. Это ты красивая настолько, что сердце стынет. А я… на что тут смотреть? — чуть ворчливо шепотом попрекал Захар за этот детский восторг, целуя, ловя ртом ее пальцы, которыми Лэля следом за взглядом по его лицу вела.
Будто еще не до конца доверяла глазам, разучилась за эти дни.
— На все! — и не думала соглашаться она, заворачиваясь в руки Захара так, как он ее саму в одеяло кутал. — Ты сам — как Карпаты, все эти горы, леса, расселины, в туманах и изломах которых тысячи тайн и историй, легенд, боли и радости… И в твоем лице то же самое. В глазах море опыта, который ты прячешь, да только, как такое утаить? И каждая линия на твоем лице, — она провела пальцем по складке в углу его рта, по морщинкам у глаз. — Как загадка, отдельная история, которые ты рассказывать не хочешь, а мне узнать охота — сил нет! — со смущенной, но и проказливой ноткой в голосе, улыбнулась Лэля.
Чем его заставила рассмеяться. И это показалось ей настолько чудесным! Весь этот мужчина таким удивительным! Не удержалась, сама потянулась к губам Захара, слизывая его смех, впитывая тот своим телом. Почему-то показалось, что ничего ценнее в ее жизни не было, ничего дороже и важнее этих моментов!
Так и уснула, все вглядываясь в лицо Захара, оплетенная его телом, охваченная руками. И хоть гроза продолжала далеко в горах бушевать, чувствовала себя удивительно тепло, спокойно и надежно. И счастливо настолько, что просто не знала, как такое счастье словами передать!
А утром ничего о буре не напоминало, яркое солнце било в окна.
Глаза у Захара оказались карими… точнее, такого удивительного оттенка, кажется, не встречающегося ей доселе, будто молочный шоколад золотистым медом залили сверху, а потом заморозили. И вот эту нереальную красоту ему в глазницы вложили. Колдовские глаза. Точно, что мольфар, сразу понятно, по одному пронзительному взгляду…
— Как по мне, то ты просто голодная. И сластена к тому же, — кривовато усмехнулся Захар на такое сравнение. — Мои глаза чаще дикими и злыми называли. Жестокими, — отмахнулся.
Но Лэле показалось, что ему по душе пришлось то, как она видит его.
— Ну так ты, наверное, и не смотрел на тех людей так, как на меня сейчас, — разумно заметила девушка, почему-то в третий раз зачерпывая ложкой мед из банки, но так и не намазав на хлеб.
Будто вглядывалась в отблески раннего солнца в этой сладости. Так, как хотела пару дней назад. Все пыталась наверстать и восполнить, увидеть, глазами и пальцами впитать, что за эти дни не могла оценить в полной мере!
— И времена другие были, — зачем-то добавила, сама не поняв к чему, всматриваясь в вязкий золотистый поток в банке.
И голос какой-то странный стал, сама вздрогнула от этого глубинного, словно эхом далеким подсвеченного тона. Холодный, как горная речка. О чем она?.. Лэля себя не поняла.
— Другие… — тарелка, которую Захар именно в этот момент ставил на стол, задребезжала, будто ее придавили сильней, чем следовало.
По его лицу словно все те истории, тайны и загадки, что ночью упоминала, тенью пробежали, проступили нечитаемыми символами, переплетений линий, заломов и морщин на коже… Письменами, которых она не понимала, но все на свете отдала бы, чтобы понять… Лишь для того, чтобы своему мужчине тяжесть на сердце облегчить, свои руки подставить…
Он же в это время внимательно глянул на Лэлю, однозначно уловил ее растерянность. Но и все то, на что она намекала, не осознавая, понял. И теперь будто угадать пытался, что Лэля из этого знала.
— Я не понимаю, почему так сказала, — честно призналась она, испытав волнение и смятение. — И что имела в виду.
— Я понял, — отозвался Захар, так и не отрывая от нее взгляд своих колдовских глаз… сейчас и правда холодных, как подмерзшая земля.