Его тело воспринималось большим, твердым, словно вытесанным из камня, но при этом таким теплым, даже горячим, будто у него вечный жар. Или это она мерзнет ненормально, а здоровый человек и должен тепло излучать? Не знала, не помнила, но Лэле хотелось к нему теснее прижаться, чтобы согреться. И она поддалась, хоть и стеснялась пуще прежнего, прижималась. Камень не мог быть таким теплым и живым. Может, дерево? Огромный дуб… Да, в ее, сейчас точно не совсем здравом сознании, временами Захар ассоциировался с дубом… Или нет! Вообще не то!.. Еще с чем-то… Кем-то… Не могла образ уловить. Какой-то зверь… Не выходило вспомнить, подводила память. Это нервировало, забирая всякую уверенность.
Так или иначе, утром все повторилось: он вновь ее отнес в ванную комнату на руках и находился рядом. Правда, в этот раз позволил назад вернуться своими ногами, ощупывая обе стены, чтобы представить себе более-менее картину помещения в целом. Руки Захара при этом плотно обхватывали талию Лэли, словно страхуя, и он продолжал ее будто бы своим телом окружать. Но, несмотря на массивность Захара, не возникало ощущения подавленности, скорее полной безопасности и защиты. А еще как-то «по-своему», словно бы с ним рядом была на верном месте, хотя они и не были знакомы ранее, насколько Лэля поняла.
В этот момент, отвлекая ее от воспоминаний, руки Лэли коснулось теплое и влажное полотенце, наверное, Захар то заранее прихватил, подозревая, что может понадобиться. И он принялся аккуратно оттирать те самые капли меда, что стекали по ее пальцам, а она слизывать не успевала.
— Эй! — если честно, смутившись, попыталась руку забрать. — Этот мед слишком вкусный, расточительство его вытирать, я слизать хотела…
Ее окончательно затопило удушливой волной смущения, когда Захар вдруг низко и тепло рассмеялся на такое заявление. Пересел на диван, где она и провела все это время, оттирая сладость. Леля ощутила, как подушка прогнулась под его весом.
— Вот чего-чего, а этого меда у меня полно. С моей же пасеки. Не надо облизывать, я тебе еще дам, — почему у нее по позвоночнику теплая дрожь шла, когда он говорил? Еще и таким тоном, словно укутывая, успокаивая. — Я рад, что он тебе понравился…
— Ты пахнешь этим медом, точно, — улыбнулась она, глубоко вдохнув и вспомнив, что он вчера говорил про проверку ульев. — А еще чем-то острым и холодным… Не помню, — покачала головой. — И травами…
Захар вновь тихо рассмеялся, будто бы даже давясь смехом, не желая в открытую, но и как бы… Лэле было сложно понять всю гамму эмоций, ощущений и каких-то отголосков, которые она почему-то воспринимала. Все перемешалось в голове, усугубляясь болью и головокружением. Однако ей казалось, что она почти чувствует и некую настороженность в мужчине напротив, пусть тот и продолжал посмеиваться; какую-то глубокую задумчивость.
И ее вдруг прям душить от обиды начало, что она не видит его: ни этой улыбки, ни веселых искорок в глазах… Какого те цвета? Ни того, как меняются его черты от веселья или внимания. Да и каков он, вообще, не представляла! Только смутные ощущения габаритов и того самого жара…
Было ужасно не владеть собственными глазами! Мир стал совершенно непонятным и непознаваемым. Да и эти чертовы провалы в памяти удручали!
— Можно я коснусь твоего лица руками? — вдруг попросила робко, подстегиваемая бушующим раздраем внутри себя. — Пожалуйста… Совершенно не могу сориентироваться. Хоть так попытаюсь… «увидеть» тебя?
Глава 3
«Як раптом уві сні
Почуєш голос мій,
Земля втече з-під ніг,
Закручу тобі світ,
Не впущу наяву,
Розтоплю в тобі лід
Ти там, а я ще тут
З тобою Любий Друг.»
Христина Соловій «Любий друг»
На несколько мгновений в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь шумом леса за открытым окном, да потрескиванием дров и огня в очаге, про который Захар ей еще ночью рассказал, поднес руку, дав ощутить жар, предупреждая. Хоть лето и не сдало еще свои права, уже бывало холодно, особенно ночами, а иного отопления в доме не имелось. Но вытяжка, о которой хозяин также поведал, очевидно, прекрасно справлялась, Лэля почти не ощущала запаха дыма.
Застыла, опасаясь, что обидела или как-то оскорбила его своей просьбой. Полотенце куда-то делось, уже не очищая ее кожу…
— Во мне нет ничего уникального или красивого, Лэля. Человек, как человек, — ровно отозвался Захар немного иным, каким-то совсем бесцветным тоном. А внутри насторожился, уловила, будто не понимал, что именно она хочет…