«Мы ищем информацию о том, что произошло в ночь исчезновения Санто, семь лет назад.»
«Думаешь, его действительно кто-то убил?», — спросил Мейер.
«Его брат так считал, это точно. Он проводил расследование по всему городу и даже вернулся в Тринидад, чтобы найти его. Если кто-то действительно убил парня…»
«И если Джордж был близок к тому, чтобы выяснить, кто это сделал…»
«Верно», — сказал Карелла. «Так что давай узнаем, что произошло тогда, хорошо? Что ты думаешь?»
«Они звучат как водевильная команда», — сказал Мейер. «Барраган и Боунс.»
«Я подкину монету», — сказал Карелла.
«Не с твоей монетой», — сказал Мейер. «Если мы подбрасываем, то используем нейтральную монету.»
«Моя монета нейтральна», — сказал Карелла.
«Нет, твоя монета кривая. У него кривая монета, малыш.»
«Я спрашиваю, старина, ты пытаешься сбежать?», — сказал Клинг и снова начал смеяться.
«У тебя есть четвертак?», — спросил Карелла.
Всё ещё смеясь, Клинг потянулся в карман. Карелла принял монету, рассмотрел обе стороны и передал её Мейеру для одобрения.
«Хорошо», — сказал Мейер, — «орёл или решка?»
«Орёл», — сказал Карелла.
Мейер подбросил монету. Она ударилась об угол стола Клинга, отлетела от него под углом, ударилась краем об пол и покатилась через всю комнату, чтобы столкнуться со стеной за кулером для воды.
Карелла и Мейер побежали через комнату. Присев на корточки возле кулера, они осмотрели монету.
«Это решка», — триумфально заявил Мейер.
«Хорошо, ты получаешь водевильного исполнителя по твоему выбору», — сказал Карелла.
«Барраган чертовски далеко в Калмз-Пойнт», — сказал Мейер. «Я выбираю Боунса.»
В некоторые дни вы не можете заработать ни цента.
Адрес Фредерика Боунса действительно был 687 Даунс, что находилось в самом сердце (или, возможно, почке) Айзолы и всего в пятнадцати минутах езды на метро от дома, где размещался участок. Мейер проехал это расстояние до центра города на своём старом побитом «Шевроле», а его жена, Сара, воспользовалась правами на вторую машину семьи, подержанный «Мерседес-Бенц». Мейер точно знал, что сказал бы его отец (упокой его душу), если бы дожил до покупки этой машины: «Ты уже покупаешь у немцев?». «Что ты за еврей?», — иногда задавался вопросом Майер.
У него не было сомнений в том, каким евреем был его отец Макс. Его отец Макс был комическим евреем. Именно Макс решил отправить своего единственного сына в жизнь с двуствольным прозвищем — Мейер Мейер, очень смешно, папаша. «Мейер Мейер, еврей в огне», — называли его дети, когда он рос в районе, где жили почти одни язычники. Он всё время пытался придумать умные насмешки, которыми можно было бы ответить. Так или иначе, «Доминик Риццо, полное дерьмо» не помогло, тем более что в тот самый день, когда у Мейера случилось поэтическое вдохновение, Доминик набросился на него с бейсбольной битой, из-за чего Мейеру пришлось наложить шесть швов на правую сторону головы, чтобы ухо не отвалилось. А в результате заявления «Патрик Кэссиди, поцелуй мою задницу» пятнадцатилетний двухсот-фунтовый Патрик гнался за двенадцатилетним сто-двадцати-фунтовым Мейером восемь кварталов, прежде чем настиг его, после чего Патрик спустил штаны, показал огромную похожую на Луну задницу и приказал Мейеру поцеловать её, если он не хочет снова получить разбитую голову хебе (этническое оскорбление для еврея — примечание переводчика). Вместо этого Мейер укусил Патрика за задницу — неспровоцированное и бесцеремонное нападение, которое мало способствовало снятию иудео-гибернийской (латинское название Ирландии — примечание переводчика) напряжённости. Вернувшись домой после этого, Мейер прополоскал рот листерином (ополаскиватель для полости рта и дёсен — примечание переводчика), но вкус ирландской задницы Патрика остался и не улучшил вкус маминых финекнейдлов (возможно, названия традиционных еврейских угощений на идиш — примечание переводчика). В тот вечер за обеденным столом его комичный отец Макс рассказал анекдот об итальянском работнике канализации, который жаловался на то, что ему нагадил еврей.
Только когда Мейеру исполнилось шестнадцать лет, а его рост составлял пять футов одиннадцать и три четверти дюйма, соседские дети перестали его обзывать. К тому времени он начал поднимать тяжести, а когда не качался железом, то работал заправщиком на местной станции технического обслуживания и мечтал поскорее набрать лишние четверть дюйма, которые сделают его шестифутовым.