«Пока что Джин — всего лишь мелкий скупщик, вряд ли он стоит того, чтобы его ломать. Я затаился в кустах, чтобы отправить его в тюрьму надолго. Что у вас с ним?»
«Ничего такого. Мы пытаемся найти Джоуи Ла Паза. Они двоюродные братья.»
«Это из-за того, что проститутку убили в Южном Мидтауне?»
«Да», — сказал Карелла.
«Вот как. Если ищешь сутенёра, то в этом замешана проститутка, верно?», — сказал он, постучал указательным пальцем по виску, улыбнулся Мейеру и сказал: «Точно, Мейер.»
Мейер не улыбнулся в ответ. Мейеру не нравился Олли. Мейер не знал никого, кому бы нравился Олли. Олли был не только толстым, что в Соединённых Штатах Америки автоматически делало его злодеем, он был ещё и нетерпимым. И от него воняло. Его дыхание пахло. Его тело пахло. Он был огромной неизведанной помойкой. А ещё он был хорошим полицейским. По определённым стандартам.
«Так магазин Джина находится прямо за углом», — сказал Олли. «В чём проблема?»
«Похоже, уехал в отпуск», — сказал Карелла.
«Отпуск, чушь собачья», — сказал Олли. «Давайте найдём этого маленького засранца.»
Пуэрториканский квартал Даймондбэка был назван его жителями, которые — возможно, в качестве реакции на город, который, казалось, был полон решимости стереть их в пыль, — потеряли в процессе расселения то тонкое чувство юмора, которое заставило их назвать самую большую трущобу в Пуэрто-Рико «Ла перла» («Жемчужина» — примечание переводчика). Следуя той же сатирической манере, они могли бы назвать своё гетто в штатах «Эль парадизо» («Рай» — примечание переводчика). Но вместо этого они решили называть вещи своими именами. Это место называлось «Эль инфьерно» («Ад» — примечание переводчика), и запахи здесь были латиноамериканского происхождения, что означало, что наряду с более сильными не конфессиональными запахами совместного проживания и отходов, присутствовали и более экзотические ароматы пропаренного мяса, картофельного супа, чёрной фасоли, риса с колбасой и мясной тушёнки.
«От одной только ходьбы по этим грёбаным зданиям хочется есть», — сказал Олли. «За углом есть испанский ресторанчик, если вы, ребята, захотите перекусить попозже. Цены очень умеренные, если вы понимаете, о чём я, да, действительно, о, да», — сказал он, подмигивая и впадая в своё всемирно известное подражание У. К. Филдсу (американский комик, актёр, фокусник и писатель — примечание переводчика). «Что это здесь», — сказал он, возвращаясь к своему обычному голосу, который звучал где-то между хрюканьем и рычанием, этаким урчанием с перегаром, которое вырывалось из его огромной бочкообразной груди и металось по гравийной яме горла, чтобы вырваться из толстых губ с вонью серы и желчи — Мейер задался вопросом, когда Олли в последний раз чистил зубы. В День Гая Фокса (имеется в виду Ночь Гая Фокса, также известная как Ночь костров и Ночь фейерверков, традиционное для Великобритании ежегодное празднование, но не государственный праздник, в ночь на 5 ноября — примечание переводчика)? Который не отмечался в Соединённых Штатах Америки. «Это место», — сказал Олли, — «где Джин Корроско хранит дерьмо, которое он скупает, да, друзья, он не в курсе, что Олли знает об этом, его ждёт сюрприз, маленького колючего засранца. Это на третьем этаже, приготовьтесь к жаре друзья, на случай, если Корроско решит, что его маленький тайник стоит защитить.»
Они были уже на третьем этаже и шли за Олли по коридору к двум квартирам в конце коридора. «Это 3А, та, что справа», — сказал Олли.
«Давайте я сначала послушаю, а?» Как только они оказались перед дверью, он приложил ухо к двери, прислушиваясь так, как прислушивается любой хороший полицейский, прежде чем стучать в дверь или выбивать её. Пистолет он держал в правой руке, левое ухо было прижато к двери, он тяжело дышал после подъёма на третий этаж, и изо рта у него воняло до небес. «Их двое, насколько я могу судить», — прошептал он. «Я выломаю дверь, а вы заходите за мной.»
«Олли», — сказал Карелла, — «у нас нет ордера, я полагаю…»
«К чёрту ордер», — сказал Олли, — «это Даймондбэк.» Он отошёл от двери, пересёк коридор, а затем помчался к ней со всей ловкостью изящного бегемота, ударив по замку плечом, а не ногой; Мейер догадался, что Олли было бы трудно поднять колено. Дверь отлетела от косяка, посыпались гайки и болты, и Олли вошёл в комнату; левое плечо всё ещё было опущено после удара по замку, но теперь он разворачивался, чтобы поднять правую руку — руку с пистолетом — на уровень. Карелла и Мейер оказались прямо за ним.